Эта мачта беспроволочного телеграфа для великанов ни красива, ни безобразна. Это – железный остов, дерзость и размер которого сделали его известным всему миру. Будет жаль, если башня исчезнет <…> Вы тоже были бы изумлены, не найдя ее. К тому же, если вы в один прекрасный день подниметесь на нее, она поможет вам ясно понять топографию Парижа, лежащего вдоль реки и цепляющегося за холмы.
Французский философ и социолог Анри Лефевр называл Эйфелеву башню «иконой Парижа». При этом он писал:
«Кто ее не знает? Этот странный символ имел странную судьбу; творение инженера, который был слишком смелым для своего времени (а с тех пор прошло почти сто лет!), пережило перемещение. С технической точки зрения башня устарела. Возведенная как огромное здание, вызов металла камню и инженера архитекторам, она стала похожа на монумент, произведение архитектуры. Меньше чем за сто лет технический объект, который в свое время был технологическим манифестом, превратился в произведение искусства; ему приписываются эстетические качества: элегантность, гибкость, женственная привлекательность. Благодаря этой иконе видимый Париж приписывает эти качества и себе. Во всем мире люди привыкли видеть башню, возвышающуюся над Парижем, и Париж, лежащий у подножия башни. Эта ассоциация стала бесспорной: Париж стал “окружением” Эйфелевой башни».[104]
Жюль Эрнест Рену. «Тракадеро» и скульптура «Молодой слон в ловушке» Эммануэля Фремье. 1922 год
Cейчас Эйфелеву башню, ставшую символом Парижа, называют с уважением «Пожилая дама». А, например, 14 февраля 1889 года в письме, опубликованном в газете «
«Мы, – писатели, художники, скульпторы, архитекторы, поклонники до сей поры нетронутой красоты Парижа, – мы собрались, чтобы всеми силами, со всем негодованием души, во имя непризнанного французского вкуса, во имя французского искусства и подвергающейся угрозе истории Франции, выразить наш протест против неприличного возвышения в самом сердце Парижа бесполезной и чудовищной Эйфелевой башни, которую остроумная общественность, часто обладающая трезвым рассудком и здравым смыслом справедливости уже окрестила Вавилонской башней».[105]
В письме говорилось о великом архитектурном наследии Парижа, о его соборах и триумфальных арках, над которыми отныне будет возвышаться «гигантская черная труба завода», символ «промышленного вандализма».
Письмо это известно как «Протест деятелей культуры», и оно было подписано Ги де Мопассаном, Эмилем Золя, Леконтом де Лилем, Александром Дюма-сыном и другими известнейшими людьми.
Ругали Эйфелеву башню не только парижане, но и приезжие. Например, Оскар Уайльд, который всегда славился своим остроумием, говорил: «Отвернитесь от нее – и весь Париж перед вами. Посмотрите на нее – и Париж исчезает».[106]
Но особенно непримирим был Ги де Мопассан. В очерках писателя можно найти такую запись: «Я покинул Париж и даже Францию, потому что Эйфелева башня чересчур мне надоела. Она не только видна отовсюду, но вообще попадается вам на каждом шагу: она сделана из всех возможных материалов и преследует вас из всех витрин как неотвязный, мучительный кошмар».[107]
Но что интересно, Эйфелева башня своим видом раздражала Мопассана, однако каждый день он предпочитал обедать именно в ресторане башни. А когда его спрашивали, в чем же дело, он отвечал, что в Париже просто нет другого места, откуда не было бы ее видно.
Время на самом деле лучший архитектор. Оно даже унылый доходный дом способно превратить в жемчужину городского ансамбля. В свое время парижане демонстрации устраивали против Эйфелевой башни, а сейчас без нее Парижа считай что и нет…
Что же касается приведенного выше письма, то в нем есть одна неточность. Красота Парижа в нем названа «нетронутой». Между тем, к 1889 году, когда Эйфелева башня была закончена, Париж уже подвергся масштабной перестройке, связанной с именем барона Османа.
Новое городское пространство, или Париж барона Османа