Виктор Гюго, как известно, писал не только романы и стихи. В 1867 году им был создан исторический очерк «Париж», первоначально задуманный как предисловие к книге
В своем очерке Виктор Гюго отмечал главенство Парижа над всеми остальными регионами Франции. Он писал:
«Хотите отдать себе отчет в том, что же такое этот город? Сделайте тогда странную вещь. Заставьте Францию вступить в борьбу с ее столицей. И тут же возникает вопрос: кто же дочь? кто мать? Сомнение, полное пафоса. Мыслитель попадает в тупик.
Оба этих колосса в своем споре доходят до драки. Кто же из них виноват в этом бесчинстве?
Было ли когда-нибудь видано подобное? Да. И это почти нормально. Париж идет вперед один, а за ним, против собственной воли и возмущаясь, следует Франция; в дальнейшем она успокаивается и рукоплещет; это одна из форм нашей национальной жизни».[142]
Виктор Гюго уверен, что «назначение Парижа – распространение идей. Бросать миру истины неисчерпаемой пригоршней – в этом его долг, и он выполняет его».[143]
По мнению Гюго, Париж – сеятель, он сеет во мраке искры, и «все, что вспыхивает то здесь, то там и искрится в рассеянных по земле умах, – это дело Парижа».[144]
Всегда изъявлять свою волю – таков удел Парижа. Вам кажется, что он спит. Нет, его воля бодрствует. Вот о чем не всегда подозревают преходящие правительства. Париж всегда что-нибудь замышляет. У него терпение солнца, исподволь лелеющего плод. Облака проплывают над ним, а он остается прежним. В один прекрасный день все свершено. Париж приказывает событиям совершиться. И Франция вынуждена повиноваться.
Виктор Гюго пишет:
«Прекрасен пожар прогресса, – его раздувает Париж. Ни на минуту не прекращается эта работа. Париж подбрасывает горючее: суеверия, фанатизм, ненависть, глупость, предрассудки. Весь этот мрак вспыхивает пламенем, оно взмывает вверх и благодаря Парижу, разжигающему величественный костер, становится светом, озаряющим умы. Вот уже три века победно шествует Париж в сияющем расцвете разума, распространяя цивилизацию во все концы мира и расточая людям свободную мысль».[145]
Жан Фуке. Иллюстрация «Правая рука (десница) Бога, изгоняющая демонов» на фоне острова Ситэ и собора. «Часослов Этьена Шевалье». XV век
В XVI веке Париж делал это устами Рабле, в XVII веке – Мольера, в XVIII веке – Вольтера.
Виктор Гюго убежден, что Париж «выполняет роль нервного центра земли. Если он содрогнется, вздрагивают все. Он отвечает за все, и в то же время он беззаботен. И этим своим недостатком он как бы усложняет собственное величие».[146]
А еще Париж – это «кузница славы», это «отправная точка успеха». Гюго пишет:
«Кто не танцевал, не пел, не проповедовал и не говорил перед Парижем, тот не танцевал, не пел, не проповедовал и не говорил вообще; Париж дает пальму первенства, и он же придирчиво оспаривает ее. Этот город, раздающий славу, подчас бывает скуп. Его суду подлежат таланты, умы, гении, но Париж зачастую и подолгу не признает самых великих и упорствует в этом».[147]
Вывод, который делает Виктор Гюго, – лучше не сказать:
«Париж вызывает ненависть, значит – любовь к нему является долгом. За что его ненавидят? За то, что он очаг, жизнь, труд, созревание, превращение, горнило, возрождение. За то, что Париж – великолепная противоположность всему тому, что царит ныне: суевериям, застою, скепсису, темноте, движению вспять, ханжеству, лжи. В эпоху, когда силлабусы[148]
предписывают неподвижность, необходимо помочь роду человеческому и доказать, что движение существует. Париж это доказывает. Каким образом? Тем, что он – Париж».[149]