Париж слезам не верит

– Вуаля! – провозгласила Толстая, откинувшись от него к краю противоположного кресла. – Фейерверк на Неве. Кстати, мы едем по набережной.

Арсений смотрел на спутницу в полном ужасе. Голова, как назло, была совершенно ясной.

– Вам лучше? – Груша смеялась. – Сознайтесь, лучше?

– Аграфена Федоровна, зачем вы все это делаете? – взмолился он. – У вас совести нет. Ведь Пост.

– Очень мило! – надулась спутница. – На себя посмотрите. Сидите со спущенными штанами и учите меня морали. Еще минута – и ваша голова разлетелась бы, как арбуз в тире. Кстати, в Пост положено совершать добрые дела. Вот и приласкайте меня. – Она шустро взобралась ему на колени и стукнула кулачком в стенку.

– Правь к Прачечному мосту. Потом к Верхне-Лебяжьему. Небыстро.

Генерал понял, что фейерверк продолжается. Но не имел сил сопротивляться.

– Сеня, разве можно во всем себе отказывать? – между тем мурлыкала Толстая. – Ведь я вам нравлюсь? Нравлюсь. Я знаю. Ну, пожалуйста, ну я хочу быть вашей любовницей. Обо мне никто никогда так не заботился. Я же не в жены набиваюсь! Никаких обязательств…

Черт возьми, она расшевелила бы мертвого! А Закревский, хоть и стоял на краю могилы, да каждый день откладывал срок заказывать отходную.

– Груша, я с вашим темпераментом в одиночку не справлюсь, – пошутил он при ее повторном радостном: «Вуаля!»

– А я вам исключительных прав не обещаю.

Они катались часа два. От моста к мосту. От сфинкса к грифону. Кучер Главного штаба успел подумать очень многое о господах генералах, их барышнях и использовании служебных карет. Когда он все-таки доставил седоков на Галерную, дама дала на чай целый рубль. Знать, богатая бабенка попалась дежурному генералу. И зачем бы ей такой замухрышка?

Вечером следующего дня Арсений и князь Волконский сидели в кабинете начальника Главного штаба на втором этаже. Было уже так поздно, что малиновая полоса над Зимним сменилась угольной сажей с кое-где рассыпанной солью звезд. Служащие разошлись. И письмоводители, и копиисты, и столоначальники, и повытчики. Только сторожа с колотушками гремели то у одного, то у другого угла здания, окликая друг друга: «Слу-у-ушай!»

На столе перед генералами стоял початый графин водки. Сей неуставной момент искупался только запертой дверью и крайней неординарностью ситуации. Тяжело подчиненному пить с начальником. Тяжело начальнику, презрев субординацию, слушать от подчиненного все то, что Петр Михайлович сегодня услышал.

Закревский не утаил ничего. Дал полный отчет в потраченных деньгах, ознакомил с копиями документов, изъятых в Министерстве иностранных дел, и слово в слово пересказал беседу с Нессельроде. Грозный Петрохан насупился, наклонил вперед бычью голову, вот-вот боднет, и собрал губы гармошкой, как у надутого младенца.

– Полагаете, Карлик соврал?

Волконский с шумом втянул воздух и мотнул головой.

– Нет, похоже на правду.

– Но государь не мог…

– Мог, – отрезал Петрохан. – Мог просто не пожелать знать, как именно Нессельроде обделает дело. Его величество любит самоустраниться и наблюдать за событиями со стороны.

Князь скрестил руки и оперся о них лбом.

– Но с чего она взяла, что я собираюсь развестись с Софьей? Тем более… послать ее в «желтый дом»? – Кажется, предательство мимолетной любовницы огорчило его больше, чем откровенное равнодушие царя. – Я никогда ничего подобного не обещал.

– Охотно верю, – кивнул Закревский. – Но мадемуазель Жеребцова весьма прыткая особа.

– Да-а, – протянул Петр Михайлович, наливая себе стопку. – Но до титула княгини Волконской ей не допрыгнуть. Клянусь Богом! Бедная Соня. Доктора не знают, что посоветовать. И ей тяжело без детей.

– Может быть, вам стоит забрать их из Одессы? – осмелился высказать свое мнение Арсений.

– Чтобы над ними издевались из-за сумасшествия матери? – Петрохан залпом осушил стопку. – Ей-богу, давно бы уже привез сюда. Совсем от рук отбились. А Соню они слушаются. Она умеет цыкнуть. Даже такая, как сейчас.

– Высокое положение защитит их от насмешек в глаза, – возразил Закревский. – А за глаза люди говорят гадости даже о государе.

– Наверное, вы правы, – князь надолго задумался, подняв кудлатую голову и уставившись в окно неподвижным взглядом. – Мне сорок два. Когда мужчина в моем возрасте встречает юное создание, ему кажется, что судьба дает второй шанс…

– Что же вы намерены делать? – осторожно спросил Арсений.

Князь задержал вздох.

– Вернусь к Соне. Мне нужно быть с ней. Двадцать лет из жизни не выкинешь. Мы светские люди, она всегда прощала мои шалости. Разве можно оставить человека в таком положении?

Оба снова замолчали. Арсений испытывал сильнейшее неудобство. Но Петрохан, кажется, не держал на него зла. Так получилось. И лучше Закревский, чем кто-то другой. Этот хотя бы честный малый и не болтлив.

– Да! – вдруг вспомнил князь. – Вы будете смеяться, но нам велено разработать новый план дислокации войск. Черт, после всего, что вы рассказали, я уже не знаю, как к этому относиться. Сам-то по глупости поднял шум. Подал возражения.