Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

При Июльской монархии число протестантов в Париже выросло всего на несколько тысяч человек, но среди новых членов общины были семейства богатых банкиров, игравших важную роль в парижском обществе. Протестантом был и Франсуа Гизо – с 1840 года министр иностранных дел и фактический глава кабинета (хотя Гизо свою принадлежность к протестантам не афишировал). Наконец, король Луи-Филипп женил своего старшего сына (и наследника престола) герцога Орлеанского на лютеранке – принцессе Елене Мекленбург-Шверинской. Расцвету протестантизма способствовала также мудрая и сравнительно либеральная позиция пастора Атаназа Кокереля, проповедовавшего в храме на улице Сент-Оноре и завоевавшего репутацию «протестантского архиепископа Парижа». Все это настолько усилило позиции протестантизма в Париже в годы Июльской монархии, что вызывало серьезные опасения и зависть у католического духовенства.

В эпоху Реставрации были отменены последние дискриминационные меры против евреев (начало процессу их эмансипации было положено еще в 1791 году), и они смогли спокойно селиться в Париже. Это обусловило приток в столицу многих евреев из восточных департаментов Франции и из немецких государств. Если в XVIII веке большинство еврейской общины Парижа составляли евреи-сефарды (выходцы из Африки), то к 1830 году здесь уже абсолютно преобладали европейские евреи-ашкеназы. До Революции 1789 года большая часть евреев Франции жила вне Парижа, а на столицу приходилось всего 1,25 % от общей их численности; к началу Июльской монархии в Париже проживало уже 25 % еврейского населения страны (в 1831 году – около 8,5 тысячи). Большинство из них, приезжая в столицу, становились разносчиками или ветошниками, а затем постепенно превращались в ремесленников – портных, галантерейщиков, ювелиров. С другой стороны, среди парижских евреев было около полусотни очень богатых людей: пять банкиров (самые известные из них – Ротшильд и Фульд), несколько крупных негоциантов и промышленников. На их деньги в 1818–1820 годах была выстроена новая синагога на улице Назаретской Богоматери, заменившая открытые в 1810 году синагоги на улицах Тампля и Архивов. При новой синагоге функционировали школа для мальчиков (хедер), Общество взаимопомощи и Общество друзей труда, предназначавшееся для помощи подмастерьям. Выборная консистория, возглавляемая главным раввином и включавшая трех-четырех самых богатых и уважаемых евреев города, регулярно возносила молитвы за короля и выражала благодарность французскому правительству за терпимость по отношению к гражданам иудейского вероисповедания. Король в ответ жертвовал консистории деньги из собственных средств на благотворительные нужды. С 1831 года по приказу главного раввина центральной консистории Эммануэля Детца богослужения в парижской синагоге совершались на французском языке (сам главный раввин, впрочем, охотнее изъяснялся на немецком). Больше того, если в Хартии 1814 года говорилось, что право получать жалованье из казны принадлежит только священникам-христианам, из Хартии 1830 года это слово было убрано, что позволило 8 февраля 1831 года принять закон, согласно которому священнослужители иудейского вероисповедания также могли претендовать на государственное жалованье.

В 1830-е годы в еврейской общине Парижа значительное место стали занимать люди творческого и интеллектуального труда: художники и композиторы, врачи и ученые. Некоторые из них, например адвокат Кремье, композиторы Галеви и Мейербер, актриса Рашель, внесли огромный вклад во французскую культуру и пользовались большим успехом среди современников. Недоброжелатели объясняли этот успех поддержкой единоверцев. Они утверждали, что всякий раз, когда Рашель выходит на сцену Французского театра, половину зала занимают евреи, которые встречают и провожают ее рукоплесканиями; точно так же помогают евреи Мейерберу и Галеви. Дельфина де Жирарден отвечала на эти упреки в очерке, опубликованном в газете «Пресса» 24 ноября 1838 года: «Все это правда, и это рождает в нашей душе величайшее восхищение единодушием этого народа, представители которого отвечают друг другу с разных концов земного шара, понимают друг друга с полуслова, бросаются на помощь всякому сыну своего народа, попавшему в беду, по первому его зову, и каждый вечер стекаются в театр, чтобы все вместе рукоплескать тем из своих детей, кто славится незаурядным талантом. Что за сказочная картина! Эти люди не имеют отечества, но хранят в своих душах национальное чувство во всей его полноте! Какой урок для нас, французов: мы гордимся нашей прекрасной Францией и притом беспрестанно вредим друг другу, ненавидим друг друга истово и страстно! Неужели дети одной земли должны прожить столетия в изгнании и в неволе для того, чтобы научиться любить друг друга? Быть может, так оно и есть!..»