Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Замечательное свидетельство относительно слепоты кабинета Полиньяка оставил один из его членов, министр духовных дел и народного просвещения граф де Гернон-Ранвиль. 25 июля в королевском замке Сен-Клу его отозвал в сторону барон де Витроль – дипломат и новоиспеченный пэр Франции, человек весьма осведомленный и славившийся своим политическим чутьем. Он сказал Гернон-Ранвилю, что меры, задуманные королем, будут весьма несвоевременны, поскольку в Париже неспокойно, умы возбуждены и народ может взбунтоваться… Так вот, вспоминает министр просвещения, эта информация привела его в изумление, поскольку министр внутренних дел граф де Перонне постоянно убеждал и его, и других своих товарищей по кабинету, что в Париже все спокойно… Пребывая в этом счастливом заблуждении, министры Полиньяка и совершили тот поступок, о котором Шатобриан впоследствии писал:

«Еще одно правительство в здравом уме и твердой памяти решило спрыгнуть с башни собора Парижской Богоматери. <…> Пять человек, отнюдь не лишенных здравого смысла, с беспримерным легкомыслием бросились в бездну, увлекая за собою своего повелителя, монархию, Францию и Европу».

Что же, собственно, произошло? В Конституционной хартии 1814 года имелась весьма двусмысленная статья 14-я, которая гласила: «Король – верховный глава государства, командующий сухопутными и морскими войсками, объявляет войну, заключает договоры о мире, торговле и союзах, назначает чиновников на все административные должности, издает регламенты и ордонансы, необходимые для исполнения законов и обеспечения государственной безопасности». Между тем государственная безопасность – понятие весьма расплывчатое. Одной части французского общества в 1830 году казалось, что для сохранения этой безопасности нужно чтить конституционные свободы, а другой – что «буйную демократию», парализующую действия королевской власти, необходимо существенно ограничить. Очевидно, что король и министры из кабинета Полиньяка придерживались именно второй точки зрения и потому решились изменить Хартию самовольно, без одобрения новоизбранной палаты депутатов (пока она еще не начала работать).

25 июля в Сен-Клу министры и король поставили подписи под четырьмя ордонансами. Первый из них лишал французов свободы печати, вводя предварительную цензуру на все периодические издания и брошюры. Тремя следующими ордонансами король распускал только что избранную палату, уменьшал число депутатов и повышал избирательный ценз, а также назначал дату выборов в новую палату депутатов по новым, менее демократическим правилам. Все эти ордонансы пересматривали Конституционную хартию 1814 года, выпущенную Людовиком XVIII, и фактически уничтожали во Франции конституционную монархию.

В 11 вечера того же дня министр юстиции Шантелоз передал текст королевских ордонансов главному редактору официальной газеты «Монитёр» Франсуа Сово – для их публикации в завтрашнем номере газеты. Присутствовавший при этом министр финансов Монбель спросил у журналиста, что тот думает об этом документе. «Да помилует Господь короля и Францию! – отвечал Сово. – Мне 57 лет, я видел Революцию день за днем; я умываю руки, охваченный глубоким ужасом».

Назавтра стало очевидно, насколько обоснованной была такая реакция. 26 июля 1830 года номер «Монитёра» вышел позже обычного, около 11 утра. Одновременно был обнародован приказ префекта полиции, запрещавший печатать газеты, не получившие предварительного разрешения. Однако журналисты оппозиционных изданий, собравшиеся в редакции газеты «Насьональ», решили, что не станут подчиняться приказу и на следующий день все-таки выпустят очередные номера своих газет. Кроме того, по инициативе Адольфа Тьера (в ту пору молодого историка и журналиста) газетчики составили протест против действий правительства; его подписали 44 человека. Они объявляли, что если власти отказались действовать по закону, то и журналисты вправе оказать им неповиновение. Во второй половине дня этот текст был отпечатан, и его начали распространять в кафе и на улицах. Между тем в городе – в Пале-Руаяле и на площади перед биржей – начали появляться первые толпы людей, кричащих: «Да здравствует Хартия! Долой министров!» Большинство среди них составляли студенты и самые образованные из рабочих – печатники. Жандармы и королевские гвардейцы приказали всем разойтись, взяли несколько человек под стражу, и с наступлением ночи толпа рассеялась.

Префект полиции Манжен не принял всерьез эти мелкие вспышки протеста и записал в своем ежедневном рапорте: «Во всех кварталах столицы продолжает царить самый образцовый порядок». Сохранял спокойствие и король: весь день вместе с сыном, герцогом Ангулемским, он охотился в загородной резиденции Рамбуйе, а к вечеру возвратился в Сен-Клу, где проводил лето. Так прошло 26 июля.