Париж в любви

Лука начал два раза в неделю посещать вечерние занятия по французскому языку. Поскольку он двуязычный, у него приятный акцент, однако он по-прежнему сильно отстает от остальных учеников девятого класса, у которых хотя бы один французский родитель. «Каковы другие студенты?» — спросили мы за обедом. «Старше», — ответил Лука с озорной улыбкой и отказался продолжать. Заметил лишь, что они живут более интересной жизнью, чем он.

* * *

Вчера я отважилась снова сходить на распродажу. В соседней кабинке девочка-подросток развлекалась тем, что сводила свою мать с ума, примеряя сексуальные прикиды. «О-ля-ля!» — кричала maman. Согласно ее описанию, юбка доходила ее дочери до подмышек. Следующий туалет был не лучше. «О-ля-ля! — воскликнула maman. — О-о-ля-ля!» Что касается моего собственного подростка, то сегодня Лука развинченной походкой отправился в школу с прической в виде щетки для унитаза. Как приятно сознавать, что тинейджеры одинаковы во всем мире. Вот уж действительно, О-О-ЛЯ-ЛЯ.

* * *

Огромный отдел дамского белья в «Ле Бон Марше» был заставлен столиками с уцененными товарами. Женщины перебирали их с таким рвением, словно искали в коробке со старыми фотографиями снимок своей первой любви. Я обнаружила, что француженки носят нижнее белье из розового атласа, белых кружев и полупрозрачного шелка жемчужного цвета — но только не хлопок. Я ушла с пустыми руками, не в силах отказаться от своего любимого белья ради этих прелестных вещичек, которые нельзя стирать в машине. И тем не менее я начинаю подумывать о кружевных бюстгальтерах… Быть может, пора повернуться спиной к хлопку.

* * *

Париж воскресил один из вечных конфликтов моего брака. Наш дом построен в 1700-е, и окна в нем того времени. Бррр! Алессандро отключает батареи, я снова включаю. Он говорит, что счет за отопление сделает нас нищими, но я настаиваю на том, что в доме должно быть тепло. Эта битва длится уже шестнадцать лет. Надеюсь, мы будем вести ее еще много лет.

* * *

Мило — всеядная собака. Сегодня он разорвал в клочки и проглотил пластмассовую детскую бутылочку, принадлежащую игрушечному медвежонку. Анна носится по квартире, заламывая руки и восклицая, что ее беби умре-ет с голоду.

* * *

Лука заявил, что не хочет делать домашнее задание, «так как нет смысла: все равно в 2012 году все мы взлетим на воздух и превратимся в пыль». Поэтому он не хочет тратить свое время впустую в школе. Я спросила, откуда он взял эту ужасную информацию, и он ответил: «От безумных людей в Сети. Но, — добавил он, — безумные люди часто бывают правы». Я безжалостно продолжаю омрачать его краткое пребывание на земле, требуя, чтобы он изучал римлян.

* * *

Вчера голос нашего священника, солировавшего во время мессы, вдруг дрогнул, и чуть позже он оборвал фразу о важности крещения и, сказав, что заболел, удалился. В Соединенных Штатах конгрегация немедленно начала бы переговариваться, но французы на редкость сдержанны. Все прихожане молча ждали, и через пять минут появился другой священник, который объявил, что все в порядке, и как ни в чем не бывало продолжил проповедь о крещении.

Головокружение

Сегодня на улице Консерватории идет сильный снег, и серые шиферные крыши стали молочно-белыми. Я приникла к окну моего кабинета, праздно размышляя о том, как страстно дети любят снег. И тут я осознала, что смотрю вниз, на группу парижанок, которые целуются на улице, несмотря на непогоду. Мы, выросшие на ферме, ходили в снегопад в пуховиках (предпочтительно ярко-оранжевого цвета, чтобы не стать мишенью подвыпившего охотника, который уничтожил не зверя, а упаковку из шести бутылок). На этих парижанках темные пальто с туго затянутыми поясами на тонких талиях. Они наклонялись друг к другу, клюнув в щеку, как воробышки, и их шарфы — алые, цвета лаванды или тусклого золота — вспыхивали сквозь падающие хлопья снега. С моего наблюдательного пункта они казались инопланетянами, столь же непохожими на меня, как стая павлинов — на индюшку.

Однажды — в тот год, когда у нас было еще меньше денег, чем обычно, — моя мать сняла в столовой шторы, на которых были изображены парусники пятнадцатого века, и сшила нам с сестрой платья. Возможно, политкорректный контингент еще двадцать лет не превратит Христофора Колумба из святого в дьявола, но я еще в детстве возненавидела конкистадоров за то, что вынуждена была носить «Нинью», «Пинту» и «Санта-Марию»[63] весь тот год, и в снег, и в солнце.