Париж — всегда хорошая идея

Когда они убегали через сад, словно Бонни и Клайд после удачного грабежа, и наконец скрылись за стеной гортензий, на Розали напал неудержимый смех.

— Чертова электрика! — воскликнула она весело и, задыхаясь от смеха, оперлась о старую черешню у стены, окружавшей сад.

Роберт согнулся пополам и стоял упершись руками в колени, пока, не выдержав, тоже не расхохотался, стараясь при этом, как и она, не подавать голос.

А затем — Розали впоследствии даже не могла вспомнить, как это получилось, — он поцеловал ее. В этот вечер она записала в голубой книжке:

Самое худшее в этот день:

У Роберта зажужжал его чертов мобильник, когда мадам Бонье стояла рядом с кроватью, под которой мы спрятались. Я чуть не напустила в штаны от волнения. Что было бы, если бы она нас обнаружила!

Самое лучшее в этот день:

Вечерний поцелуй под черешневым деревом, после которого мы оба не сразу смогли опомниться.

— Простите, но я не мог удержаться, — сказал Роберт.

А я, чувствуя, что сердце у меня так и подпрыгнуло и сделало сальто с переворотом назад, сказала:

— Ничего, это, конечно, от пережитого волнения. — И даже посмеялась, как будто поцелуй — это так, ничего не значит.

В машине по дороге домой у нас только и разговоров было, что о сделанном открытии. Мы все гадали, что бы это могло означать. И я все говорила и говорила, чтобы заглушить сердце, так громко оно билось. Тут Роберт сделал какое-то дурацкое замечание, и мы оба замолчали. Наступило неловкое молчание, даже как-то неприятно. Торопливо попрощались у гостиницы. Уже без поцелуев. Я чувствую облегчение, но и немножко разочарована.

Когда я вернулась домой, Рене еще не спал. Он ничего не заметил, да ничего такого и не случилось. Ну, допустила промашку. C’est tout![48]

23

Но что-то случилось.

И под этим Роберт подразумевал не те удивительные события, которые начали происходить с тех пор, как неделю тому назад в витрине на улице дю-Драгон он сделал неожиданное открытие. Открытие, которое, как выяснилось в дальнейшем, внесло в его жизнь много сумятицы, выбив его из колеи так, что истинная цель этой поездки (навести ясность в отношении своего будущего в профессиональном и личном плане) отступила куда-то на задний план.

Он имел в виду другое. Этот внезапный, неожиданный, совершенно необдуманный поцелуй среди зачарованного сада в Ле-Везине не шел у него теперь из головы.

Направляясь ранним утром по Парижской улице в музей д’Орсэ, чтобы посмотреть импрессионистов, он все время думал только об этом, и на него, как волны на одном пейзаже Сорольи[49], накатывали картины прошедшего дня. Снова и снова перед ним возникал образ хохочущей до беспамятства Розали в голубом приталенном летнем платье, с разрумянившимися щеками, под простертыми над нею ветвями раскидистого черешневого дерева. В воздухе пахло лавандой, и над садом опустились сумерки, так что кусты и деревья едва виднелись на фоне неба, как тени. Волосы Розали вольно рассыпались по плечам, и так же вольно рассыпался ее чудный смех. На один пьянящий миг, затерянный во времени, женщина с чудным смехом стала для Роберта самым желанным созданием на земле.

От неожиданности она не стала ему противиться. Он поймал ее врасплох, и она ответила на его страстный поцелуй, который пронизал его тело тысячью частиц света и был сладок, как дикая земляника.

Он невольно облизал губы и на секунду стиснул их, словно для того, чтобы вернуть вкус этого поцелуя, который сейчас представлялся ему чем-то нереальным, как будто ему это только приснилось. Но то был не сон. Это происходило наяву, а потом вдруг все кончилось неудачей.

Крепко стиснув в карманах кулаки, он хмуро шагал по узенькой улочке.

Не стоит себя обманывать — ей это было скорее неприятно. Когда миновал тот миг, он почувствовал, как она смущенно от него отодвинулась. «Это, конечно, от пережитого волнения», — сказала она и засмеялась, как будто ничего не случилось.