Париж — всегда хорошая идея

— Да, вот так кончилась эта история, — просто сказал Макс. — Руфь исчезла из моей жизни так же, как появилась, — с чарующей легкостью, а я остался с тем словом, печальней которого я не знаю: никогда. Я отпустил ее, потому что не сознавал тогда всей безмерности этой утраты. Потому что верил, что тут уже ничего нельзя изменить. Я был тогда молод и многого не понимал.

Я думал, что это безнадежное дело. Вероятно, мне надо было за нее бороться. Даже наверняка. Иногда человек, лишь пережив утрату, начинает понимать ее значение.

Он увидел, как Роберт кивнул, прежде чем сказать:

— И тогда она вышла замуж за Поля, моего отца. И она больше никогда не давала вам о себе знать?

Макс отрицательно покачал головой:

— Я больше ничего о ней не слышал. До этого дня, — добавил он. — Но, вспоминая сегодня то лето, я понимаю, что это были лучшие дни моей жизни. Какая в них была легкость! — улыбнулся он. — Словно картинки, набросанные красочными мазками. Это, правда, я знал и тогда.

Они помолчали. Солнце, словно красный мяч, стояло над старой каменной стеной, которая высилась в конце сада темной тенью. У Макса заныло больное бедро, но он не обращал на это внимания. Он то и дело поглядывал на молодого человека, который, сложив домиком ладони перед лицом, смотрел в пустоту. По Роберту было видно, что он думает об услышанном.

— Мама никогда мне об этом не рассказывала, — заговорил он наконец. — У меня всегда было такое впечатление, что мои родители очень счастливы друг с другом. Их отношения хорошо сложились, они никогда не ссорились и часто вместе смеялись.

Макс кивнул:

— Охотно верю. За жизнь можно испытать разного рода любовь, и я уверен, что большое сердце вашей матушки могло сделать счастливыми многих людей. Вашему отцу, Роберт, можно позавидовать.

— Ну а что же история про тигра? Когда вы передали ей эту сказку? — спросил Роберт.

— Ах да! Моя сказочка… Кстати, эта история была у меня самой первой, я отдал ее Руфи в один из последних дней, когда мы ездили на пикник в парк Багатель. Был прекрасный день, в воздухе пахло дождем, а мы перед тем сильно промокли, потому что случилась небольшая гроза. Но на солнце наша одежда скоро высохла.

Макс хорошо помнил, как они там лежали на лужайке, подстелив клетчатое одеяло. Под старым деревом на пригорке, неподалеку от грота Четырех Ветров. Руфь выбрала это место, сказав, что оно отлично подходит для пикника.

— У Руфи был фотоаппарат для моментальной съемки, который сразу выдавал фотографии, тогда такие камеры были в моде, и я снял ее, а она подарила мне эту фотографию, — мне кажется, она у меня сохранилась.

— Да, сохранилась. По-моему, я видела ее в коробке, — вставила Розали.

— В тот день я подарил ей историю про синего тигра, — продолжал Макс. — Оригинал я отдал в переплет, а себе оставил второй экземпляр. Первоначально на титульном листе было написано: «Посвящается Руфи, которую я никогда не забуду». Но потом я подумал, что такое посвящение чересчур прозрачно. Тогда я заменил первую страницу, оставив только «Посвящается Р.». — Смущенно взглянув на Розали, Макс погладил бороду. — И это стало источником некоторых недоразумений.

Увидев улыбку на лице Розали, он с облегчением подумал, что она простила ему этот маленький обман, причиной которого было его тщеславие. Он, конечно же, не хотел признаваться, что просто взял сказку из старых запасов, потому что не придумал ничего нового. А вдобавок ему польстило, как она обрадовалась, ошибочно решив, что сказка посвящена ей.

— Но если бы это была новая история, я бы, разумеется, посвятил ее вам, моя дорогая Розали. Потому что должен кое в чем вам признаться.

— Признаться? — переспросила она.

— То, как вы смеетесь, мне сразу же напомнило Руфь.

— Да ну? — засмеялась Розали.

Роберт беспокойно заерзал на сиденье, и было нетрудно понять, что его мучит еще какой-то вопрос.

— Так, значит, в вашей истории, которую столько раз рассказывала мне мама, речь идет о ней и о вас?

Макс кивнул:

— Это, конечно, поймет только тот, кто знает. Руфь — это Элоиза, девочка с золотыми волосами, которая верит в своего синего тигра — облачного тигра.

— Он улыбнулся. — А тигр — это я. Иногда она называла меня le petit tigre, а мне это очень нравилось.

— А страна, такая далекая, что в нее нельзя долететь самолетом, а только перенестись мечтой… — начал Роберт.

— …Это наша страна, — закончил за него фразу Макс. — Я надеялся, что так Руфь меня не забудет, и, как вижу теперь, она не забыла.

Он кивнул, и его глаза заблестели непривычным блеском. О том, что ночной полет над Парижем тоже заключал в себе особенный смысл, он не стал говорить.

Однажды ночью они летали. Это была магическая, блаженная, сказочная ночь, которой должно было хватить на всю жизнь, и после пережитого восторга они на рассвете расстались друг с другом с горьким чувством неминуемой разлуки.

Она сдержала свое обещание. Робкая улыбка промелькнула на лице Макса: