Париж — всегда хорошая идея

Не раздумывая, она взяла его за руку и пожала ее.

— Ладно, не так все страшно, как кажется, — возразил он, удерживая ее руку в своей. Его пожатие было крепким и теплым. Как его поцелуй тогда в саду. — Да и нет ничего страшного, только… странно, — продолжал он. — Многое предстает в каком-то новом свете. — Их пальцы соединились. Казалось, их руки нашли собственный общий язык. — Теперь мне даже кажется, будто мама хотела дать мне подсказку «Синим тигром» и теми словами, которые она повторяла, говоря о Париже.

— А что твоя мама говорила о Париже?

— Что это всегда хорошая идея? — Он невольно заулыбался.

— Вопросительный знак можешь спокойно отбросить, — с улыбкой возразила Розали. — Понимаешь, это действительно так: Париж — это всегда хорошо! — Она с сожалением забрала у него свою руку и переключилась на вторую скорость, заворачивая с бульвара Сен-Жермен в боковую улочку и высматривая впереди через ветровое стекло свободное место. — Кроме тех случаев, когда тебе надо припарковаться.

На этот раз Розали не высадила его у дверей гостиницы. После того как ей удалось, против всех ожиданий, втиснуться в крошечное свободное пространство между двумя машинами, разумеется задев при этом и ту, что впереди, и ту, что сзади («А зачем тогда нужен бампер?» — удивленно спросила она), они вышли, и он пошел провожать ее на улицу дю-Драгон. Из-за двери подал голос Уильям Моррис, который сначала тявкнул, а затем радостно заскулил.

— Хочешь зайти, подняться наверх и выпить со мной стаканчик вина? — спросила Розали, отпирая замок. Она старалась, чтобы этот вопрос прозвучал по возможности вскользь. — Или боишься моей собачки?

Роберт помотал головой:

— Нет-нет. Мы с Уильямом Моррисом успели, по-моему, подружиться. — А затем, скривив губы в иронической улыбке, добавил: — А вот что скажет твой личный телохранитель? А ну как вызовет меня на поединок!

Рене! Розали почувствовала, что краснеет, и утешалась только тем, что в слабом уличном освещении Роберт ничего не заметит. Среди всех треволнений она совсем забыла про своего друга, который — как она тут же вспомнила — был уже не ее друг!

Она улыбнулась улыбкой сфинкса:

— Мой личный телохранитель, судя по всему, нашел в Сан-Диего бегунью на длинные дистанции и теперь решил охранять ее, — ответила она, не вдаваясь в подробности.

— Ах вот оно как? — Роберт удивленно приподнял брови и расплылся в улыбке, как кот при виде кувшина сливок. — Как же это случилось?

Розали оставила этот вопрос без ответа, и он поднялся вслед за ней по винтовой лестнице в ее маленькую квартирку. Войдя, он с любопытством стал осматриваться вокруг и задержался перед просторным столом, разглядывая лежавшие на нем рисунки.

— Садись! — Включив торшер, она кивнула на кресло, стоявшее возле кровати. — Сейчас принесу из кухни бокал вина.

Она сбросила босоножки, а он положил на кресло свою сумку и стал ходить по комнате. Наконец он остановился перед фотографией ее отца, которая висела над письменным столом.

— Твой отец? — спросил он.

Она кивнула.

— Сразу видно, — сказал он, разглядывая фотографию. — Каштановые волосы, лоб с четко прорисованными бровями, большой рот. Выглядит симпатично. — Роберт обернулся к Розали и взъерошил пятерней волосы. — А я больше пошел в мать.

— Ах да, — улыбнулась Розали. — Золотистые волосы! — Ей вспомнилась выцветшая фотография Руфи. Затем она пошла в атаку: — А от кого у тебя эти невероятные голубые глаза?

— О, благодарю за комплимент! — широко улыбнулся он, стараясь за шуткой скрыть смущение. — Исторический момент!

— Почему исторический?

— По-моему, это первый комплимент, который я получаю от некоей Розали Лоран.

— Может быть, причина в том, что некий Роберт Шерман до сих пор давал мне мало поводов для комплиментов? — парировала она. — Готова держать пари, что на отсутствие комплиментов тебе не приходится жаловаться. Наверняка я не первая женщина, обратившая внимание на твои глаза.

Розали хорошо помнила, как он впервые остановился перед ее витриной и цвет его глаз еще тогда произвел на нее сильное впечатление.

— Да ну… что там… подумаешь… — Он небрежно отмахнулся, лицемерно изображая скромность. — Не так уж и много. Сотня, наверное, не больше.

— Комплиментов или женщин?

Он иронически улыбнулся:

— Комплиментов, конечно. Я же не какой-нибудь там Казанова! Но если уж ответить на твой вопрос, то глаза у меня не от папы и не от мамы, а от дедушки по материнской линии, которого я, к сожалению, никогда не видел. У нас в семье поднялся тогда настоящий переполох из-за этого… — тут он изобразил двумя пальцами кавычки, — крошки Шермана с голубыми глазами.

Он засмеялся, а Розали попробовала представить себе этого рослого мужчину в сине-белой рубашке в полоску маленьким мальчиком.

— Тетушка, по-моему, уже прочила мне актерскую карьеру. Этакого Роберта Редфорда для бедных, — пояснил он, подмигивая. — Но для актера я все-таки недостаточно хорош собой.

— Ой, знаешь, — склонив набок голову, заявила Розали, — красота — еще не самое главное. По-моему, для профессора литературы того, что есть, вполне достаточно.