Париж — всегда хорошая идея

Через несколько минут она вернулась с двумя бокалами красного вина. Роберт все еще стоял, оглядывая комнату.

Она отдала ему один бокал.

— А за что мы пьем? — спросил он.

Красное вино дразняще покачивалось в его бокале.

— Как тебе такой тост: за завершение наших совместных поисков? — предложила Розали.

— Да, давай выпьем за завершение наших совместных поисков, — повторил он за ней, но что-то в его тоне намекало, что он подразумевает под этими словами что-то совсем другое. — И за то, что после не слишком удачного старта нам все-таки удалось стать добрыми друзьями, — прибавил он от себя.

Оба отпили из бокалов по большому глотку. Розали тотчас же почувствовала действие вина. Ничего удивительного, ведь она с самого утра ничего не ела, кроме маленького кусочка яблочного пирога. Интересно, что он имел в виду под «добрыми друзьями»?

Роберт наполовину опорожнил свой бокал и посмотрел на нее:

— Может быть, мы больше, чем просто друзья.

Розали немного смущенно улыбнулась, чувствуя, как у нее закружилась голова. Она посмотрела на Роберта, который поставил свой бокал на круглый столик рядом с креслом.

— Так вот где ты скрываешься, когда тебя нет в лавке, — произнес он. — Очень уютно.

Его взгляд невольно задержался на французской кровати, накрытой большим бело-голубым покрывалом, на котором были раскиданы выдержанные в синих тонах подушки самых разных форм и размеров.

— Да, это мой укромный уголок, куда я прячусь, когда хочу побыть одна.

— Розали распахнула окно, выходящее на крышу. — Et voila — вот моя вторая комната.

Оставив бокал на низеньком книжном шкафчике возле окна, она выглянула и посмотрела на ночное небо. Проплывающее облачко закрыло собой лунный серп, и при некотором воображении в его очертаниях можно было узнать тигра. Розали постояла у окна, глубоко вдыхая прохладный воздух, и тут вдруг ей ужасно захотелось выкурить сигарету.

Сзади подошел Роберт, и она почувствовала, как по шее побежали мурашки. Сегодня она собрала волосы в узел и закрепила его на затылке большой черепаховой заколкой.

— На самом деле очень, очень красиво, — произнес он тихонько, и Розали не могла понять, действительно ли он имел в виду ее садик на крыше, беспорядочно уставленный цветочными горшками и заросший по бокам кустами, которые отгораживали его от посторонних глаз.

Она ощутила на шее его дыхание.

— А как хорошо пахнет! Словно в зачарованном саду!

Он отвел рукой выбившуюся из узла прядку, и его губы коснулись ее шеи таким легким поцелуем, что она не могла бы с уверенностью сказать, было это на самом деле или ей только почудилось.

— Это, должно быть… гелиотроп… вон там…

С сильно забившимся сердцем она кивнула на куст, покрытый крошечными темно-фиолетовыми цветами, от которых в воздухе повеяло тонким ванильным ароматом.

— Не думаю, — сказал он тихо.

— Что?

Она несмело обернулась. Нежный взгляд Роберта был устремлен на нее.

— Пахнет лесной земляникой, — вымолвил он тихо, зарывшись лицом в ее волосы. — Лесной земляникой и свежестью дождя. Я узнаю этот аромат среди тысяч других.

Он нежно взял в ладони ее лицо и поцеловал.

В этот вечер Розали не оставила записи в своей записной книжке.

Ей было не до того, чтобы писать в дневнике.

29

Наутро Розали проснулась, против обыкновения, очень рано. Было воскресенье, половина шестого. Левая рука у нее онемела. Причиной тому был американский профессор литературы, который лежал, придавив ее своей тяжестью, и который, оказывается, не знал, что значит «Je te kiffe»[68]. Его французский явно несколько устарел. Улыбаясь, Розали попыталась вытащить свою руку из-под Роберта так, чтобы его не разбудить. Она потянулась спросонья и блаженно вздохнула.

Ее первоначальный план выманить Роберта на террасу, чтобы там пить вино, выкурить сигарету и любоваться на луну, провалился.

Какая-то неведомая сила занялась режиссурой, доказав ей, что жизнь иной раз — хотя и редко, но все же так случается — бывает романтичнее всего, что ты можешь придумать.

Роберт ее поцеловал, и на террасу они так и не выбрались.

После поцелуя, который длился бесконечно, потому что ни Роберт, ни Розали даже помыслить не могли о том, чтобы прервать его, они наконец все же вынуждены были оторваться друг от друга и набрать в легкие воздуха.

Заколка раскрылась и упала на пол — как и много всего остального, что было сейчас лишним, когда они, опьяненные, держа друг друга в объятиях, кое-как добрались до кровати. Смеясь и что-то шепча, лаская друг друга словами и руками, они погрузились в мягкие подушки как в море радости, где не было слышно ничего, кроме биения двух сердец.

«Je te kiffe», — сказала она немного позже, ероша пальцами его волосы.

Они лежали лицом друг к другу на смятом покрывале так близко, как почти три недели назад под пыльной кроватью в Ле-Везине.

— Kiffe? Это что — курить травку? Зачем тебе вдруг? — удивился Роберт. Глядя на его озадаченное лицо, Розали не удержалась от смеха.

— For heaven’s sake, вот уж действительно странные у вас, у француженок, причуды!

— Вот балда! — сказала она. — Это просто значит, что ты мне нравишься.