Париж – всегда отличная идея

– После нескольких неудачных эпизодов я попал на терапию, – продолжил Джейсон, бросив на меня печальный взгляд. – Неудивительно, что я не мог справиться со всем, что чувствовал: горем, виной и яростью, – и пытался облегчить свою душевную боль, причиняя себе боль физическую. Мелкие царапины, порез здесь и ожог там. Когда моя мама увидела шрам на моей руке, она вышла из себя. Она не собиралась потерять еще одного ребенка, – он сделал паузу, и его губы чуть изогнулись в улыбке. – Я посещал психотерапевта, и он помог мне понять, что такое вина выжившего. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать, что это не я виноват в том, что Джесс умерла, а я продолжаю жить… очень много времени, и иногда я все еще думаю о том, а что, если…

– Что, если бы она осталась жива? – мой голос был едва слышен.

– Да, – выдавил он из себя и потер глаза тыльной стороной ладони.

Я не знала, что ответить. Я знала, что хочу ему сказать, и мое сердце от этого разрывалось: что мир нуждается в нем, что я нуждаюсь в нем. Но я ничего из этого не сказала.

– А что бы сказала Джесс, если бы узнала, о чем ты думаешь?

Удивленный смех вырвался из него, и он произнес:

– Она ничего бы не сказала. Она надрала бы мне задницу.

Джейсон повернулся ко мне с легкой улыбкой, и я ответила ему тем же.

– Мне очень жаль, – сказала я. Мой голос был напряжен. Я прочистила горло, желая быть сильной. – Наверное, тебе было ужасно сложно все это преодолеть.

– Да, было, но я научился двигаться вперед, даже когда мне этого не хотелось.

Я молча кивнула. Некоторое время мы молчали, наслаждаясь солнечным светом, который проникал сквозь листву, легким ветерком и приятной тишиной.

– Ладно, Мартин, теперь твоя очередь, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Теперь ты знаешь, почему я работаю в АОО, но почему ты? Какова твоя история?

Я фыркнула. Только Джейсон мог подать это будто жизнь и приключения какого-то супергероя, но, опять же, может быть, так оно и было. Я сорвала травинку и задумалась.

– Я говорила тебе, что мой отец снова женится, – сказала я. – Но я не знаю, упоминала ли я, что он вдовец.

– О, черт, Челси, прости меня, – произнес он.

– Да, та сокрушительная потеря, о которой я говорила тебе в Париже. Это была моя мама. Семь лет назад. Рак поджелудочной железы. Вообще-то, я была здесь, работала на винограднике, когда мне позвонили и я об этом узнала.

Наши взгляды встретились, и лицо у него было такое, будто он точно знал, с какой силой эта новость ударила по мне. Это практически лишило меня самообладания. Я уже давно не плакала из-за потери матери, но его нежное сочувствие почти заставило мои эмоции выплеснуться наружу. Я покачала головой, подбросила травинку в воздух и стала смотреть, как она кружится, возвращаясь на землю.

– Знаешь, что было странно? Когда я вернулась домой, с ней все было в порядке. Они с папой заехали за мной на «Логане». Моя сестра уехала в колледж, но вскоре после моего приезда вернулась домой, и у нас было семейное собрание, посвященное нашей новой реальности. Больше всего мне запомнилось чувство, что все это, должно быть, ошибка, потому что мама выглядела в точности как всегда.

Джейсон ничего не ответил. Он просто слушал. Когда речь заходила о смерти моей матери, большая часть людей пыталась сменить тему. Джейсон был готов меня выслушать, и я была ему за это благодарна.

– Однако болезнь развивалась быстро. У мамы уже была четвертая стадия. Рак успел затронуть и другие жизненно важные органы, так что операция была невозможна, но мама продержалась намного дольше, чем мы думали. Она была такой стойкой!

– Как долго? – спросил он.

– У нас было чуть больше трех месяцев с того момента, как я приехала домой, и до ее смерти. – Мы постарались извлечь из этого времени максимум.

Джейсон кивнул, и мне стало ясно, что он понимает, как по-другому ты начинаешь смотреть на время, когда песчинки начинают падать в песочных часах все быстрее и быстрее и ты ничего не можешь сделать, чтобы замедлить их.

– Моя мама была моей лучшей подругой. Наверное, это странно, но у нас была особая связь. Моя младшая сестра, Аннабель, была папиной дочкой. Если он чинил унитаз, она наверняка была где-то рядом, подавала ему гаечный ключ. Но не я, я была с мамой. Я ходила за ней как хвостик. По субботам мы пекли. Мы обе любили изысканные торты и пекли их по любому случаю. Я помню, как однажды на Рождество мы испекли торт – и когда его разрезали, в середине появилась рождественская елка.

А еще однажды мы испекли торт с арахисовым маслом. Наш золотистый ретривер, Салли, вела себя хорошо, пока хватало сил, но потом не выдержала, вскочила на стойку и вгрызлась в торт, – я рассмеялась, вспомнив об этом. – Салли бросилась к двери с куском торта во рту, а мама побежала за ней. Я понятия не имею, что она собиралась сделать.