Скептики, вероятно, посмеялись бы над тем, что они называли «суеверием», но как можно отличить фантазию от реальности, когда то, что произошло при свете дня перед большим скоплением народа, было поставлено под вопрос? Велосипедная гонка «Тур де Франс» – великий спортивный символ национального единства – начиналась и заканчивалась в Париже; и она должна была бы быть защищена от разъедающего воздействия скептицизма. Казалось, она представляла собой простое приложение человеческой воли и элементарной механики. И все же даже те, которые ее видели, не могли доверять своим глазам. Было известно, что некоторые гонщики садились в поезда и, нажимая на педали, уезжали с тихих станций в ночи. Другие, как считалось, делили непомерные нагрузки со своими близнецами. В 1904 г. четыре гонщика, которые финишировали первыми и заявили о своей невиновности, были дисквалифицированы за жульничество, и победа досталась Анри Корне, которому было всего двадцать лет и который по причине, не ставшей достоянием истории, был известен как «Риголо» («Шутник»). Некоторые из тех, кто реально видел гонщиков, изо всех сил старавшихся попасть в Париж на сдувшихся шинах или пешком с покореженной велосипедной рамой на шее, твердо верили, что «Тур де Франс» – это приносящая выгоду фикция, которую каждый июль стряпают журналисты из журнала L’Auto, распивающие разные напитки в заднем зале кафе в Монжероне и пишущие гомерические статьи о фантастических подвигах в Альпах.
В тот период безумной нереальности, когда невменяемые, по общему мнению, сюрреалисты с Монмартра и Монпарнаса были просто преданными летописцами того, что осталось от реальности, можно было подумать, что неутомимые искатели правды, которые изучали древнюю науку Гермеса, страдают от кризиса доверия. И все-таки, по одной из более консервативных оценок, число практикующих алхимиков в послевоенном Париже составляло около десяти тысяч человек. Так как большая часть торговли и производства переместилась в пригороды, это сделало алхимию одной из ведущих отраслей города в период между войнами.
Самих алхимиков можно было обнаружить в тесных книжных магазинах, торгующих эзотерической продукцией, с названиями, взятыми из египетской мифологии, в которых пугливые, но недружелюбные их владельцы жались поближе к огромным бронзовым пепельницам, и в университетских лабораториях, где они работали ассистентами или посещали семинары для публики. Большинство из них были худыми, бородатыми и озабоченными; им была свойственна манера говорить удивительно медленно. Старомодные алхимики по-прежнему проводили долгие вечера в Национальной библиотеке или библиотеке Сент-Женевьев, расшифровывая сомнительные средневековые тексты с помощью карманного французско-латинского словаря. У них были печальные водянистые глаза безумцев. Если бы время от времени не случался взрыв газа или не проливались бы токсические химикаты, их можно было бы назвать «безвредными». Один неудачливый знаток, хорошо известный своим более молодым коллегам, случайно нашел довольно ветхое издание работы, приписываемой Парацельсу, в котором неправильно переведенный отрывок советовал знатоку облагораживать неблагородный металл в небольшой печке в течение сорока лет (вместо «дней»). Следующей ступенью должна была стать дистилляция Универсального Средства или эликсира долгой жизни; но когда он разглядывал обугленный самородок, являвшийся центром его чаяний с юных лет, он с горечью истинного философа ясно увидел, что процесс обретения бессмертия слишком долог, чтобы вместиться в человеческую жизнь.
Такие люди становились все более редкими. Алхимия вступила в захватывающий новый век, и теперь между алхимиками старого и нового типа была такая же разница, какая существует между владельцем магазина, подсчитывающим дневную выручку, и математиком, делающим расчет доказательства теоремы. Любому человеку, не знакомому с этой наукой, могло показаться смешным, что такая старинная дисциплина переживает возрождение в XX в. Но для тех, которые проявляли научный интерес к этому предмету, достижения алхимии были очевидными и значительными. На протяжении веков в алхимии сохранялся дух экспериментирования, и лишь недавно ее обогнала химия. Алхимики дали первые описания некоторых элементов; они установили существование газов и развили молекулярные теории материи; они открыли сурьму, цинк, серную кислоту, каустическую соду, различные соединения, использовавшиеся в медицине, живую воду и секрет фарфора. В процессе поиска философского камня в собственной моче алхимик обнаружил фосфор, который означает «несущий свет». Многие другие открытия были, несомненно, утрачены или исчезли вместе со знанием иероглифических языков, на которых они были записаны.