– Когда началась война, она поступила в школу радисток и готовилась к десантированию в тыл к немцам, даже несколько раз с парашютом прыгала, – с гордостью повествовал Николай. – Но ее можно было отправить лишь во Францию, немецкого языка она не знала. А до Франции дело не доходило, там действовала английская агентура. Да, судя по всему, и сам Сталин хотел дать возможность союзникам активно там работать. Время шло, она оставалась в резерве НКВД, несколько раз обращалась к руководству с просьбой о переводе, чтобы не просто «сидеть на ключе» в Москве. Все-таки ее готовили к более серьезной работе.
– Так она была в армии? – уточнила Анна.
– Можно сказать, что в армии, но тогда это называлось НКВД. Знаешь, как говорят: на все судьба и Божья воля. Очередной рапорт комсомолки рассмотрели и, поскольку она была еще и в резерве МИДа, симпатичную девушку решили отправить в нашу миссию в Алжире при правительстве де Голля в изгнании. Знаешь, что такое поворот судьбы?
– Знаю! – бесхитростно ответила Аня. – В моей судьбе поворот – это ты! Париж! И Божья воля!
– И полицейский, который нас не заграбастал в участок! – подхватил Коля.
– И твоя рука блудливая! – нахмурилась девушка.
– И твой ответ ассиметричный! – прижал бокал к подбородку Коля.
– За нас, сотворивших поворот в своих судьбах! – последовал тост от Ани.
Выпили. Потом целовались. Аня пересела на колени творца судьбоносного поворота.
– Да, так я продолжу? Так вот, в состав первой миссии направили нашего молодого атташе из… Канады. У него в активе было два иностранных языка – английский и французский. В Алжире мои дедушка и бабушка встретились. В Москве, наверное, ходили бы в кино, в театр. В Алжире кино тоже, конечно, было, но так, эпизодами. Кстати, глава миссии быстро сориентировался и для начала на всякие дипломатические приемы отправлял деда вместе с Бабой-Катей.
– И однажды они внимательно посмотрели друг на друга… – закрыв глаза, протянула чуть захмелевшая Аня.
– И дальнейшая их судьба была предопределена, – мягко улыбнувшись, продолжил Николай. – У нас где-то лежат несколько фотографий того времени, надо сказать, они прекрасно смотрелись вместе, а на приемах, полагаю, были прекрасной парой. И оба владели французским свободно.
– Думаешь, на приемах они могли общаться друг с другом? – уточнила Анна, невольно показав свое понимание того, зачем дипломаты ходят на приемы. – Полагаю, что дед больше общался с коллегами, а бабушка тоже была не столь проста. Ты не знаешь, в каком она была звании?
– Как-то не думал об этом, – смущенно признался Николай. – Может быть, у отца спросить?
– Спросить, конечно, можно, но не думаю, что он что-то определенное ответит.
– По-моему, ты слишком много знаешь, – заметил Николай. – Ешь, наверное, что-то особенное. Или детективов начиталась.
– Подожди, подожди. Так твой отец понравился Бабе-Кате?
– Да, она к нему всегда с симпатией относилась, и когда он с мамой о чем-нибудь спорил или даже конфликтовал, она была на его стороне.
– Мама ее слушалась?
– Мы все ее слушались, – откровенно признался Николай. – Если она принимала решение, то чаще всего оно было окончательным.
– Если ты ее фотографий в военной форме не видел, то, значит, она ушла на гражданку капитаном. Или майором, – прикинула вслух Анна.
Через минуту-другую Аня поняла, что с этой темой надо заканчивать. Жизненная практика знает немало способов перемены темы беседы, и она воспользовалась одним из самых простых. Девушка предложила тост:
– А давай еще раз за нас с тобой?!
Разумеется, на это предложение Николай не мог не откликнуться, и хрустальные бокалы издали красивый звон. Потом пили за каждого по отдельности, потом «глаза в глаза». И пели торжественным шепотом, когда уже начинало светать: «Позади – крутой поворот. Позади – обманчивый лед. Позади – холод в груди. Все позади!».
– Нет, давай не так, давай, чтобы все было впереди! Еще раз!
И пели еще раз: «Позади – холод в груди. Позади – все впереди!».
Вспомнили и «Машину времени» с ее «поворотом». Но уже клевали носами. Добрели до постели, и рухнули. Упитые, напетые и счастливые.
1814 год. Париж, 25 июня.