– Господа… – произнес № 86 и сделал многозначительную паузу, – …рищи, нас привела к порогу этого дома тяжелая потеря. Ушел из жизни наш друг и соратник. Невыносимая утрата! – возвысил он голос, явно намекая на бурбонскую неуступчивость генерала Калманова. – Слово предоставляется большому другу усопшего…
– Простите великодушно! – перебил его вкрадчивым голосом изолянт № 102, в прошлом пресс-секретарь. – Разрешите мне первому! Я оглашу личное послание Президента! Понимаете, мне нужно домой – у меня кран течет… Я слесаря вызвал…
– Ну конечно! Какие проблемы! Пожалуйста! – печально закивали собравшиеся, ибо каждый из них знал мелочную вредность демгородковского слесаря – бывшего министра печати.
Изолянт № 102 благодарно кивнул, машинально проверил рукой постепенно превращающийся в лысину пробор и, кашлянув, начал:
– «Потрясен, получив весть о безвременной кончине глубокоуважаемого Бориса Александровича! – Произнося имя-отчество и понимая, что нарушает внутренний устав, пресс-секретарь понизил голос. – Мы потеряли кристально честного человека, энциклопедически образованного ученого, владевшего пятью языками, наконец, подлинного борца за общечеловеческие ценности. Демократа по духу и по судьбе!..»
Поселенцы слушали, недовольно переглядываясь, так как личное послание Президента точь-в-точь повторяло текст полугодичной давности, составленный по поводу кончины бывшего директора московской студии радио «Свобода». Кстати, оттуда и приплыли «пять языков», которых нынешний покойник и знать не знал.
Тем временем спецнацгвардейцы под командованием Рената притащили со склада большой гроб, обитый сатином цвета «хаки», точно хоронить собирались отставного прапорщика. Кстати, это был один из тех редких случаев, когда Избавитель Отечества не сдержал своего слова. Поначалу он обещал «демокрадов, сделавших погребение самым дорогим в жизни удовольствием, хоронить, как цыплят, в целлофане». Отходчив русский человек…
– Пр-р-ропустить ритуальные принадлежности! – раскатисто крикнул сержант Хузин.
Два спецнацгвардейца, расталкивая траурно митингующих, потащили гроб к дверям. За ними шагал третий и нес черный несвежий костюм и пару ботинок-мокасин. При виде всего этого изолянты окончательно отвлеклись от прощальных слов и начали перешептываться. Ходили упорные слухи, будто каждый раз демгородковских покойников в крематории раздевают, а одежду и гроб возвращают назад, дабы сэкономить народные деньги.
– Сбоку, сбоку посмотрите, – зашептал кто-то. – Я очки забыл. На правом ботинке должна быть царапина! Я в прошлый раз специально гвоздиком…
– «…И сегодня, когда колесо истории вращается вспять, – торопливо дочитывал № 102, – когда Россия снова уклонилась от столбовой дороги мировой цивилизации, мы верим, что наступит день…»
Мишка курил, сидя на траве, и потому сначала увидел только здоровенные десантные башмаки подошедшего к нему Хузина.
– Ну, Болдуин? – молвил Ренат, и в этом вопросе была вся Мишкина жизнь.
– Думаешь, запряг? – спросил Мишка, поднимая глаза на Рената.
– Давно уже. Осталось покататься. Поедешь?
– Поеду…
– Молодец, смелый ты парень! Проверь машину! С таким грузом мы заглохнуть не имеем права…
Поднимаясь с травы, Мишка подумал, что сержант здоров как бык да еще наверняка занимался карате или илья-муромкой – исконно славянской борьбой, введенной в армии по приказу Избавителя Отечества. Если что, один на один с Хузиным не справиться…
– …Творец создал человека свободным. Он вдохнул в него душу, жаждущую равенства и братства, и поселил в райских кущах. – Теперь уже речь держал № 617, тот самый драчливый попик, растративший кассу. – Но змей тоталитаризма не дремал. Он был хитрее всех зверей полевых…
«В раю демократом быть легко», – вздохнул Мишка.
На крыльцо вышла изолянтка № 524 и выплеснула остатки воды под куст пионов.
Из армии Курылева и вправду погнали по женскому поводу. Дело было так. К начальнику штаба полка из Санкт-Петленбурга прибыла погостить племянница – выпускница колледжа с резко гуманитарным уклоном. Когда в первый же день она пошла прогуляться по гарнизону, то сразу сорвала строевой смотр, так как солдатики перестали воспринимать команду «равняйсь!», а равнялись исключительно на приезжую девчонку. Ничего удивительного в этом нет: еще в седьмом классе она тайком от родителей поучаствовала в конкурсе «Мисс Грудь», организованном еженедельником «Демократическая семья», и получила поощрительный приз «За перспективность» – классный двухкассетник. Родителям она, конечно, наврала, будто магнитофон ей дала послушать подружка. Наверное, все это так и осталось бы ее маленькой девичьей тайной, если б однажды во время чинного домашнего ужина при включенном телевизоре на экране не возникли наиболее выдающиеся участницы конкурса, включая и обладательницу поощрительного приза «За перспективность».