Парижские этюды

Кнутъ Гамсунъ Парижскіе этюды

I

Красота и сила окружаютъ меня; блестящая бшеная жизнь проносится мимо меня. Это цлая нація веселыхъ факельщиковъ. Отъ малйшаго пустяка приходятъ они въ праздничное настроеніе, жгутъ ракеты и сыплютъ искрами. Все здсь смшано и перемшано: порокъ, продажность, добродтель, красота и сила. Посреди величественнаго ритма архитектуры и искусства раздается самое фальшивое пніе, самая наивная музыка, Какіе шарманщики и какіе уличные пвцы въ Париж, и ни одного дйствительно великаго композитора въ исторіи французской музыки! Люди на улиц насвистываютъ часто маршъ, но сами при этомъ не маршируютъ въ тактъ. Когда національная гвардія — версальскія войска — маршируютъ по городу, то, право, можно плакать съ досады, до того они идутъ не въ ногу. Марсельезу, и ту лучше играютъ за границей, чмъ въ Париж.

Но, вмст взятые, эти люди охотно поютъ и играютъ. Радость и жизнь опьяняютъ ихъ и поднимаютъ высоко надъ землей. На улицахъ громко перекликаюхся между собой, кричатъ на лошадей и щелкаютъ длинными бичами. Съ высокомріемъ и презрніемъ ко всему чужому, въ нихъ преспокойно уживается наивное любопытство. Встрчается имъ по дорог китаецъ или даже арабъ, — они вс смотрятъ ему вслдъ, оборачиваются назадъ, останавливаются и глазютъ на него съ разинутыми ртами. Въ Санъ-Франциско никто не повернетъ головы, чтобы посмотрть даже на дикаря съ продтымъ сквозь ноздри кольцомъ.

II

Точно веселые танцоры проходятъ они, точно самый молодой, самый смлый народъ, и рдко, весьма рдко совершаютъ они какой-нибудь проступокъ противъ вншнихъ формъ. Культура у нихъ у всхъ въ крови, они избгаютъ быть грубыми и умютъ сохранять душевное равновсіе. Подобно большинству аристократовъ, они консерваторы. Они и въ наши дни все еще продолжаютъ запечатывать свои письма облатками и употребляютъ спички, отвратительный срный запахъ которыхъ можетъ быть превзойденъ только запахомъ американскихъ спичекъ. Ихъ прошлое велико, и они живутъ имъ. Генералъ въ мундир для нихъ богъ, и они тайно вздыхаютъ о монархической роскоши. Разсыльные при министерствахъ продолжаютъ и по сіе время ходить въ треуголкахъ.

— Monsieur, monsieur!

На крыльц гостиницы, въ которой я живу, услись какъ-то вечеромъ поваренокъ, занимающійся перемываніемъ посуды, и одинъ изъ поваровъ. Они сидятъ рядомъ и болтаютъ, покончивъ съ дневной работой. Спустя нкоторое время поваренокъ встаетъ и говоритъ:

— Покойной ночи, monsieur!

И поваръ отвчаетъ:

— Покойной ночи, monsieur!

Вншняя форма никогда не забывается… Однажды нкто получилъ письмо. Это былъ отвтъ на просьбу о свиданіи. Молодая дама недавно овдовла, носила еще трауръ по муж и писала на бумаг, окаймленной черной полоской. Но она общала притти на свиданіе.

Я знаю, что это фактъ, я самъ видлъ письмо съ черной каемкой.

III

Нкто разсказываетъ:

— Около пяти часовъ утра. Я уже всталъ, потому что всю ночь не спалъ. Я чувствую себя несчастнымъ и покинутымъ. У меня ничего не болитъ, но я получилъ письмо, и оно-то погрузило меня въ такую глубокую печаль. Я выхожу изъ дому, брожу по улицамъ и захожу въ извозчичій трактирчикъ. Я требую кофе и коньяку. Тамъ сидятъ извозчики за первымъ завтракомъ, — пять извозчиковъ. Они дятъ и громко разговариваютъ.

Я сижу и держу въ рук фотографическую карточку: я разглядываю ее и перечитываю безконечное число разъ нсколько словъ, написанныхъ на оборот.

Меня просили сжечь эту фотографію, но я ея и до сего дня не сжегъ. Я протягиваю ее сидящему рядомъ со мной извозчику; онъ разсматриваетъ ее, улыбается и говоритъ, что у меня недурной вкусъ.

— Вы, кажется, ошибаетесь, — возражаю я, — это моя невста.

Онъ еще больше хвалитъ мой вкусъ и передаетъ карточку своему товарищу, говоря, что это моя невста. Вс любуются фотографіей и вс радуются, и вс смются, и вс громко говорятъ.

— Видите ли, она теперь уже не моя невста, — признаюсь я, — вчера я получилъ отъ нея послднее письмо. Да, вотъ тутъ у меня ея письмо, гд она прощается со мной!

Я показываю письмо и разсказываю все, что произошло, и что она не хочетъ выходить за меня замужъ. Извозчики не умютъ читать на томъ язык, на которомъ написано письмо, но такъ какъ я показываю имъ то именно мсто въ письм, гд написано все непріятное, то они киваютъ головами и изъ сочувствія ко мн становятся вс печальными и серьезными.

Мы вс чокаемся и пьемъ.