Парижские этюды

Теперь уже больше пяти часовъ. Цлое общество мужчинъ и женщинъ входитъ съ громкимъ смхомъ въ комнату, гд мы сидимъ. Эти новые постители, должно быть, возвращаются съ какого-нибудь праздника, такъ какъ они въ бальныхъ туалетахъ и фракахъ. У всхъ усталый видъ людей, проведшихъ безсонную ночь, и вс блдны, но безконечно веселы. Имъ тоже пришло въ голову завернуть въ этотъ трактирчикъ для фіакровъ. Они также требуютъ кофе и коньяку. И извозчики передаютъ вновь пришедшимъ фотографію и объясняютъ, какъ обстоитъ дло между мной и оригиналомъ карточки. Вс смотрятъ на меня съ участіемъ, а высокая молодая двушка кидаетъ мн мечтательный взглядъ. Я выпиваю еще чашку кофе ради коньяку, и извозчики выпиваютъ по рюмочк заодно со мной, и все общество принимаетъ въ этомъ участіе, киваетъ головами и приподнимаетъ рюмки.

Вдругъ высокая молодая двушка подходитъ ко мн, вынимаетъ изъ-за кушака дв розы и протягиваетъ ихъ мн. Вс остальные сидятъ и смотрятъ на насъ. Я встаю смущенный и благодарю. Она обнимаетъ меня за шею, цлуетъ меня въ губы и возвращается на свое мсто. Вс громко высказываютъ одобреніе ея поступку.

Она всю ночь проносила эти розы, и поэтому он уже слегка поблекли, но он большія и темнокрасныя. Я хотлъ прикрпитъ ихъ къ сюртуку и сталъ искать булавки. Вс хотятъ помочь мн и оказать мн услугу. Чувствительное настроеніе охватило всхъ. Одинъ изъ извозчиковъ спрашиваетъ меня, гд я живу, и предлагаетъ даромъ довезти меня до дому. Когда я хочу расплатиться за всхъ, вс протестуютъ, энергично машутъ руками, провожаютъ меня до дверей и посылаютъ мн прощальныя привтствія до тхъ поръ, пока я не скрываюсь изъ вида.

— Добраго yrpa, monsieur. Благодарю васъ, monsieur!

IV

На углу бульвара Saint-Michel и Rue de Vaugirard стоитъ человкъ. Онъ разбитъ параличомъ. Онъ продаетъ карандаши. Этотъ человкъ не говоритъ ни слова, онъ не выкрикиваетъ и не навязываетъ свой товаръ, хотя, конечно, ему хочется продать его. Какъ-то разъ утромъ, проходя мимо, я купилъ у него карандашъ; онъ, по обыкновенію, не сказалъ ни слова, кром своего обычнаго: «благодарю васъ, monsieur!»

На слдующее утро я опять купилъ у него карандашъ.

— Благодарю васъ, monsieur!

Въ теченіе трехъ недль я ежедневно покупалъ у него по карандашу. Этотъ человкъ до того привыкъ ко мн, что протягивалъ мн уже издали карандашъ; да, онъ даже бралъ на себя трудъ отыскивать для меня самые лучшіе изъ своихъ карандашей. Но онъ ничего не говорилъ мн, кром: «благодарю васъ, monsieur.»

Наконецъ, въ одинъ прекрасный день онъ сказалъ:

— Радуюсь, monsieur, что вы именно у меня нашли такой сортъ карандашей, какой вамъ нравится.

А я въ этотъ день купилъ у него уже 21-й карандашъ.

V

Я сижу какъ-то вечеромъ въ большомъ ресторан и просматриваю иллюстрированные журналы. Отворяется дверь и входитъ дама. Она съ минуту стоитъ посреди залы и осматривается вокругъ. Она необыкновенно красива, да, необыкновенно красива, но ея выкрашенные въ яркій, рыжій цвтъ волосы обличаютъ въ ней даму полусвта, и манеры ея вызывающи и высокомрны. Она повертывается ко мн и говоритъ:

— Будьте такъ любезны, monsieur, пойти и заплатить моему фіакру.

Я совсмъ не сижу къ ней близко, однако-же она почему-то обратилась ко мн. Я злюсь и кусаю губы, подзываю гарсона и говорю ему:

— Пойдите и заплатите фіакру этой дамы.

При этомъ бросаю на столъ двадцатифранковую монету. Дама поражена и оглядываетъ меня съ большимъ изумленіемъ.

Я усаживаюсь поудобне на своемъ мст, продолжаю разглядывать, какъ ни въ чемъ не бывало, журналы и радуюсь, что проучилъ эту даму.

Она садится за другой столъ. Гарсонъ возвращается, отдаетъ ей сдачу, получаетъ франкъ на чай, кланяется и уходитъ. Сдача остается лежать передъ ней на стол.

Въ ресторанъ входитъ господинъ, котораго она знаетъ; она подзываетъ его. Она разсказываетъ ему о томъ, какъ я невжливо поступилъ съ ней, пославъ гарсона расплатиться, показываетъ сдачу, лежащую передъ ней, пожимаетъ плечами и качаетъ головой.

Господинъ посылаетъ ко мн гарсона съ 20-тифранковой монетой. Съ невозмутимымъ спокойствіемъ я беру монету и опускаю ее въ карманъ.

Вдругъ дама подходитъ ко мн. Мое хладнокровіе бситъ ее. Она непремнно хочетъ, чтобы послднее слово осталось за ней.

— Получили вы обратно ваши деньги? — спрашиваетъ она.

— Да, благодарю, — отвчаю я холодно

— Я заняла у этого господина луидоръ, — обращается она къ моему сосду и затмъ объясняетъ ему, какъ я невжливо поступилъ, пославъ гарсона. Она обращается съ тмъ же ко всмъ, окружающимъ насъ; я, повидимому, глубоко оскорбилъ ее, и она ищетъ сочувствующихъ людей. Вс начинаютъ принимать въ ней участіе и комментировать «происшествіе». Я слышу слово «иностранецъ»; вс присутствующіе на сторон дамы.

Пока все это происходитъ, мн приходится сидть молча и не принимать никакого активнаго участія. Могу ли я съ моимъ жалкимъ репертуаромъ французскихъ словъ начать оправдываться? Я только подамъ поводъ къ насмшкамъ и рискую, чего добраго, быть выгнаннымъ изъ ресторана. Итакъ, мн ничего больше не остается, какъ выносить все молча.

— Вонъ его! — крикнулъ вдругъ кто-то передо мной.