Парижские сестры

– Когда армии Гитлера наступали, началась осада Лилля. Это были просто ужасные дни. Французский гарнизон отчаянно сражался и сумел удержать город достаточно долго, чтобы позволить эвакуировать союзные войска из Дюнкерка. Но в итоге власть нацистов подавила любое сопротивление. Их танки прошли в центр города, так что нашим войскам пришлось сдаться. Через Большой рынок в Брюсселе шли тысячи солдат, которые уже были военнопленными. На это ушло несколько часов. – Вивьен покачала головой, вспоминая увиденное. – А затем все эти тысячи людей исчезли. И вдруг наш город перестал быть… французским. На своих картах немцы обозначили новые границы и постановили, что Лилль теперь является подконтрольным бельгийской администрации. Словом, на пару лет воцарился настоящий кошмар.

Вивьен рассказала, как ее заставляли работать на прядильных фабриках, выделывая нити для гитлеровской военной машины.

– Но я ухитрялась немного подрабатывать на стороне, потому что умела шить как следует. Поскольку у моих друзей и соседей давно уже не было новой одежды, мои навыки пригодились как нельзя кстати. Я быстро смекнула, как перелицовывать пальто в платья, а платья в юбки. Мне даже удалось смастерить для графини Жаклин де Риб костюм из пары занавесок, которые ей удалось спасти из своего дома, прежде чем его отдали на откуп немецким офицерам. Именно она помогла мне получить работу здесь, в ателье Делавина. До войны она была одной из лучших моих клиенток.

В тот вечер, когда Мирей лежала в своей постели, дожидаясь сна, она раздумывала о своей новой подруге. Виви, как они почти сразу стали называть ее, казалась истинно родственной душой, и Мирей была рада, что она теперь живет в одной с ними квартире. И все же, когда голодные спазмы, которые никак не могли утолить несколько кусочков шоколада, сжали ее желудок, она поняла, что на самом деле Виви почти ничего не рассказала о себе. Она поделилась множеством деталей о своей работе в местной мастерской до того, как Лилль поглотила война, где она специализировалась на весьма деликатной работе по пошиву шифоновых вечерних платьев для светских дам; она рассказала им, как тяжело было работать на фабрике, постоянно вращая механизм, который каждый час наматывал тысячи ярдов пряжи под надзором немецкого мастера; она описала бессонные ночи, проведенные во время бомбардировок британскими военно-воздушными силами на близлежащих металлургических заводах и железнодорожных станциях. Но, когда ее веки уже тяжелели, Мирей поняла: все описанное казалось каким-то безличным, словно снятая кинохроника. Она очень мало рассказывала о своей семье – родителях и брате, которых упомянула мимоходом.

Неважно, подумала она, впереди будет еще много вечеров, которые они будут проводить вместе и делиться не только едой, но и историями. Ее губы изогнулись в довольной улыбке, когда сон наконец сморил ее, как это происходило всегда, невзирая на голод, холод и вездесущую, ноющую тревогу быть пойманной или осужденной как член Сопротивления. Наконец бремя, которое она держала на своих плечах все те часы, которые бодрствовала, исчезло, и она заснула.

* * *

Клэр тоже понравилось общество Виви. Она была настоящим глотком свежего воздуха в их квартирке, и до чего же приятно было, когда рядом есть кто-то, кому можно рассказать об Эрнсте. Виви расспрашивала ее, и казалось, что их отношения она воспринимала так, как не могла или не хотела этого делать Мирей. Хотя Клэр была вынуждена признать, что общество Виви немного взволновало даже Мирей. Вся Виви была легкой, воздушной, и это было заразительно для окружающих; ее дружба во многом улучшила атмосферу в пошивочной, да и в мансарде тоже, по крайней мере, для Клэр.