Парижские сестры

Мне понравился концерт, на который он пригласил меня той ночью, и на меня произвело большое впечатление, когда я видела его за работой. За сверхъестественной грудой технической аппаратуры он был совершенно спокоен, а кончики его пальцев аккуратно регулировали уровень звука на протяжении всего представления. Позже стайка его друзей явилась за гамбургерами, мы позволили себе расслабиться, хотя по-прежнему беседовали о жертвах в Батаклан, память о которых сохранится уже навечно. С тех пор мы встречались несколько раз с одними и теми же людьми. Я заметила, что Симона не присоединялась к нашей группе, всегда находя оправдания для того, чтобы находиться в другом месте. Мне кажется, что холодок, возникший в наших отношениях с тех пор, как мы с Тьерри впервые встретились, по-прежнему сохраняется, но она старается не допустить, чтобы это мешало нашей дружбе. И я обрадовалась, когда она, с моей поддержкой, согласилась присоединиться к нашей компании в баре вечером в следующую пятницу.

Когда мы были вместе, Тьерри всегда ставил свой стул рядом с моим, и мы часами разговаривали, в основном о работе, а иногда и о последних новостях насчет полицейских рейдов и произведенных арестов, поскольку угроза терроризма таится прямо под покровом обыденной городской жизни. В конце концов я рассказала ему о фотографии, которая привела меня в Париж, и поведала кое-что о Клэр и Мирей. Вот почему мне кажется, что он не будет против сопровождать меня в Café de Flore, прямо за углом от Рю Кардинале, где состоялась встреча Мирей с месье Леру. Но на мой телефон внезапно приходит сообщение: «Извини, не смогу, занят на обслуживании концерта в другой части города. Но в другой раз – обязательно».

В кафе на углу оживленного бульвара Сен-Жермен я нахожу место за столиком на двоих, втиснувшимся между двумя гораздо большими по размеру собратьями, и делаю заказ. Пока официант суетится, чтобы принести хлеб и графин с водой, я внимательно осматриваюсь. Кафе не сильно изменилось с времен войны. Панели из темного дерева и белые колонны по-прежнему на месте, а латунная фурнитура бара сияет, подсвечивая бутылки аперитива Апероль и Сен-Рафаэль. Я могу представить, как Мирей впервые приехала сюда и как билось ее сердце, когда она пробиралась между столами, занятыми немецкими офицерами, чтобы встретиться с кем-то в самой глубине шумного зала. Полагаю, иногда лучшая маскировка – просто оставаться на виду. Но какой смелости это требует!

Мое разочарование по поводу того, насколько менее активную позицию занимала Клэр, немного смягчается ее семейными обстоятельствами, факты о которых я начала усердно собирать. Я разделяю ее желание покинуть дом, в котором, как она чувствовала, для нее не было ничего, да и ее попытки отыскать свое место в мире – тоже. Меня тоже влечет волнующий и творческий мир моды. И, как и она, я знаю, каково это – потерять маму. Она, должно быть, ненавидела свою жизнь в маленькой бретонской рыбацкой деревушке, ту же жизнь, которая вечно доводила ее мать – мою прабабушку – прежде чем окончательно ее разрушить.

Пока я думаю о потере Клэр, как ей, должно быть, было тяжело провожать гроб своей матери через церковный двор к только что выкопанной могиле. Мимо проносится полицейская машина с завывающей сиреной. Через окна кафе я вижу проблесковые маячки, затем они исчезают.

Это всего лишь мгновенное видение, но шум и блеск сигнальных огней наполняют меня паникой, настолько сильной, что у меня перехватывает дыхание. Я беру графин с водой и немного наливаю в стакан, пытаясь преодолеть дрожь в руках, стараясь успокоиться.

Есть и такие моменты, о которых я не думаю. То, что отложено в дальние углы моей памяти, то, что оставалось за семью печатями в течение многих лет. Но теперь, здесь, в Café de Flore, среди туристов и шикарных парижских дам, поглощенных обедом, перед моими глазами вспыхивает образ. Словно чья-то рука проникла в мою голову и повернула ключ, в мгновение ока открыв небольшую щелку в том надежном хранилище, от которого меня отвлекали мысли о Мирей и Клэр.

Внутренним взором я вижу мигающие синие огни другой полицейской машины. Эта уже не проезжает мимо, о нет. Она паркуется прямо у ворот моего дома. Я чувствую, как чья-то рука протягивается, чтобы остановить меня, сдержать мои попытки побежать к двери, оставшейся приоткрытой. Я слышу тихие голоса соседей, слышу зловещий смысл шипящего слова, которое они произносят: самоубийство. Это кошмар, который много-много раз являлся мне ночью; этот дурной сон о мерцающих синих огнях, бегущих в никуда, отчего я просыпаюсь, задыхаясь, а слезы текут по моим щекам, и сердце колотится прямо в горле.

И всякий раз, пробуждаясь, я понимаю: это был всего лишь сон.

Но далеко не все в порядке. Никогда не бывает все в порядке.