Парижские сестры

Наконец она услышала, как они поднимаются по дорожке, а затем топают сапогами по сплетенной из морских водорослей грубой циновке у входной двери, чтобы стряхнуть с них песок. Она подождала, пока дверь откроется, а затем закроется за ними, убедившись, что они теперь в безопасности и скрыты от посторонних глаз, прежде чем выйти им навстречу. В темноте коттеджа отцу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: фигура, стоящая перед ним в коридоре, была Клэр. Не говоря ни слова, она протянула ему руки. А потом он подошел к ней и, заплакав, уткнулся лицом в ее волосы.

Она крепко обняла его, прижимаясь лицом к его груди, ошеломленная тем, насколько одновременно силен и хрупок этот человек – ее отец, потерявший жену и одного из своих сыновей, вынужден наблюдать, как оставшуюся часть его семьи разрушает война. Под грубой шерстью его рыбацкого свитера она почувствовала, как его тело дрожит от тихих рыданий, и их слезы смешались, когда она поцеловала его в щеку.

Пока ужин кипел на плите, Клэр попросила рассказать, что слышно о Жан-Поле и Тео. Но отец только печально покачал головой.

– Ни единого слова за несколько месяцев. Нам, похоже, остается только надеяться, что они вместе и не падают духом. Они гордились бы тем, что их младшая сестра тоже делает все возможное для того, чтобы эта война наконец закончилась, чтобы они смогли вернуться к нам домой. – Несмотря на теплоту его слов, вселяющих надежду, Клэр показалось, что тьма подернула его глаза, выдавая его беспокойство.

Позже, над тарелками, наполненными рыбным рагу, Марк, Клэр и Фред рассказывали о войне и о своем опыте, полученном в эти горькие времена, тогда как отец, всегда немногословный, взирал на лицо своей дочери с выражением изумленного удивления от того, что та столь неожиданно вернулась в семейный дом.

Марк посмотрел на часы.

– Сейчас начнется трансляция, Papa. – Он встал из-за стола и подошел к тому месту, где в углу комнаты стоял радиоприемник. Тому потребовалось несколько секунд, чтобы нагреться, но постепенно потрескивание статических разрядов и шум немецкой пропагандистской станции заполнили тесную комнату. Марк очень осторожно вращал верньеры, уменьшив громкость и вновь перенастроив гарнитуру. Начала звучать танцевальная музыка, но она вскоре смолкла. После короткой паузы голос сказал:

– Ici Londres! Les Français parlent aux Français…[37]

А затем прозвучали характерные вступительные такты Пятой симфонии Бетховена: три короткие ноты, за которыми следовала еще одна, исполненная с угрожающе сильным акцентом. Клэр удивленно посмотрела на Марка. Тот поднес палец к губам.

Фред наклонился к ней, объясняя.

– Это – буква V по азбуке Морзе, что значит Victory, победа, – прошептал он. – Те, кого называют «Свободные французские силы», каждый вечер передают по Би-Би-Си в Лондоне такие сообщения. Они всегда начинают передачу с такого вступления, чтобы побудить Европу к сопротивлению. А затем они сообщают, где и когда будут или не будут проводиться те или иные операции. Это сводит немцев с ума – они ведь знают, что эта информация идет в эфир, но расшифровать ее не могут, потому что выглядят это все, как полная чепуха! Причем некоторые сообщения – просто манекены для маскировки настоящих. Месье Леру сказал, что сообщение о «Tante Jeanne[38]» предназначено для нас. Если мы его услышим, значит, все готово к завтрашнему вечеру.

Она затаила дыхание, слушая, как громкоговоритель объявил:

– Прежде чем мы начнем, пожалуйста, послушайте несколько личных сообщений… – Затем последовало нечто, прозвучавшее для нее как беспорядочный набор бессмысленных фраз.

А потом она услышала это:

– Tante Jeanne выиграла танцевальный конкурс!

Фред широко улыбнулся, и Марк встал, чтобы выключить радиоприемник, осторожно перенастраивая регуляторы на немецкий канал, перед этим подняв уровень громкости.

Клэр поднялась из-за стола, чтобы помыть посуду; после того, как она закончила, отец протянул руку, чтобы обнять ее.

– Ты изменилась, Клэр. Твоя мать так гордилась бы тобой. По любой из причин. За твою работу в Париже, за ту работу, что привела тебя сюда.

Наклонившись, чтобы поцеловать его в макушку, она сказала:

– Мы все изменились, Papa. Теперь я знаю, что никому не избежать мертвой хватки этой войны, в которую она зажала нашу страну. Но я поняла: мы способны все преодолеть, если только будем держаться вместе. Мирей и Виви доказали мне это.

– Я рад, что у тебя в Париже есть такие добрые друзья.

– А я рада, что у меня такая замечательная семья в Бретани. Я горжусь своими корнями, Papa, и домом, который, благодаря тебе, был всегда добр к нам, несмотря на все трудности. Не думаю, что до этого я хоть чуть-чуть понимала, насколько этот дом – часть меня. Ты и Maman[39] дали мне безопасность и любовь, которые помогли мне стать достаточно смелой для того, чтобы покинуть отчий дом, и набраться вдвое больше решимости, чтобы вернуться сюда.

Ее отец улыбнулся, затем грубовато промолвил: