Парижские тайны

— Я не только всегда буду живо интересоваться мадемуазель де Фермон... но ее состояние будет ей возвращено.

— Ее состояние!.. Каким образом?.. Нотариус?..

— Его заставили возвратить сумму... присвоенную им посредством ужасного преступления.

— Преступления?..

— Этот человек убил брата госпожи де Фермон и распустил слух, что несчастный покончил жизнь самоубийством, промотав состояние сестры...

— Это ужасно!.. Даже трудно поверить... Однако я всегда подозревал нотариуса, и у меня были смутные сомнения насчет самоубийства... Ведь Ренвиль был воплощением чести и верности. А где же деньги, которые нотариус возвратил?

— Они вручены почтенному кюре церкви Благовещения и будут переданы мадемуазель де Фермон.

— Маркиза, человеческому правосудию недостаточно возврата денег!.. Нотариуса ждет эшафот... потому что он совершил не одно убийство, а два... Смерть госпожи де Фермон, страдания, которые переносит ее дочь на больничной койке, — все это на совести негодяя, злоупотребившего доверием честных людей.

— Он совершил еще другое убийство, столь же ужасное, коварно подготовленное.

— Что вы говорите?

— Отделавшись от брата госпожи де Фермон и выдав это за самоубийство, чтобы безнаказанно действовать, он несколько дней назад расправился с одной несчастной девушкой, в смерти которой заинтересован, заставил утопить ее... уверенный, что ее гибель припишут несчастному случаю.

Де Сен-Реми вздрогнул; он с удивлением смотрел на маркизу, думая о Лилии-Марии, затем воскликнул:

— Боже мой, какое странное совпадение!..

— О чем вы говорите?

— Об этой девушке!.. Где он хотел ее утопить?

— В Сене… близ Аньера, как мне говорили...

— Это она, она! — воскликнул де Сен-Реми.

— О ком вы говорите?

— О девушке, которую хотело погубить это чудовище...

— Лилия-Мария!!!

— Вы с ней знакомы?

— Бедное дитя... Я нежно ее любила... Ах, если бы вы знали, как она была хороша, как трогательна... Но какое отношение вы к ней имели?

— Доктор Гриффон и я, мы оказали ей первую помощь...

— Первую помощь? Ей?.. А где это происходило?

— На острове Черпальщика... когда ее спасли...

— Спасена? Лилия-Мария... спасена?

— Одна храбрая женщина, рискуя жизнью, вытащила ее из Сены... Но что с вами?

— Ах, граф, я все еще не смею верить такому счастью... боюсь, что это ошибка... Умоляю вас, расскажите мне о ней... Как она выглядит?

— Восхитительной красоты... лицо ангела...

— Большие голубые глаза... белокурые волосы?

— Да...

— А когда ее хотели утопить?.. Она была с какой-то пожилой женщиной?..

— Она так ослабла, что только вчера смогла говорить, и рассказала нам, как все произошло... Действительно, ее сопровождала пожилая особа.

— Слава богу! — воскликнула Клеманс, пылко всплеснув руками. — Я могу сообщить ему, что та, которой он покровительствует, жива[155]. Какая радость для него, он в последнем своем письме сообщал мне об этой бедной девушке с таким глубоким огорчением!.. Простите меня, граф! Но если бы вы знали, какое счастье мне приносят ваши слова... Счастлива буду не только я, но еще один человек... который больше меня сострадал и покровительствовал Лилии-Марии! Но окажите милость, скажите, где она сейчас?

— Близ Аньера... в доме одного из врачей больницы... доктора Гриффона. Несмотря на некоторые странности, огорчающие меня, он выдающийся врач. Именно к нему была доставлена Лилия-Мария, и с тех пор он усердно занимается ее лечением.

— Она теперь вне всякой опасности?

— Да, вот уже два-три дня. Сегодня ей разрешат написать ее покровителям.

— Нет, это я, граф, я позабочусь о том, чтобы известить ее друзей... я даже с радостью отвезу ее к тем людям, которые уверены, что она погибла, и горько оплакивают ее.

— Я понимаю их скорбь, сударыня, ибо, зная Лилию-Марию, невозможно оставаться равнодушным к этому ангельскому существу, а ее грация и нежность всецело побеждают каждого, кто приближается к ней... Женщина, которая ее спасла, и теперь день и ночь проводит у ее постели, так же, как она бодрствовала бы возле своего ребенка. Эта особа мужественная и преданная женщина, но такого крутого нрава, что ее прозвали Волчицей... Подумайте... Так вот, каждое слово, сказанное Лилией-Марией, ее волнует... Я видел, как она рыдала, кричала в отчаянии, когда во время тяжелого приступа доктор Гриффон чуть ли не терял надежду спасти жизнь Лилии-Марии.

— Это меня не удивляет... я знаю Волчицу[156].

— Вы, маркиза? — изумленно заметил граф де Сен-Реми. — Вы знаете Волчицу?

— В самом деле, вы удивляетесь, — сказала маркиза, нежно улыбаясь. Клеманс была счастлива... по-настоящему счастлива... при мысли о том, как будет приятно поражен принц, когда она все ему расскажет.

Каково бы было ее упоение, если бы она знала, что приведет к Родольфу его дочь, которую он считал погибшей...