– Хорошо, господин маркиз… И опять же я не буду рыдать, потому что бриллианты, как и здания, долговечны. И к тому же этот сюрприз несомненно обрадует госпожу маркизу, не говоря уже об удовольствии, которое вы сами от этого получите. Ибо, как я уже имел честь недавно говорить, в мире нет более счастливого человека, чем господин маркиз.
– Ах этот дорогой Дубле! – с улыбкой проговорил д’Арвиль. – Его комплименты всегда приходятся удивительно кстати…
– Может быть, в этом их единственное достоинство, господин маркиз, и это достоинство они обретают потому, что я высказываю их от чистого сердца. Простите, я бегу к ювелиру, – сказал Дубле и вышел.
Оставшись один, маркиз д’Арвиль заходил по своему кабинету, скрестив руки на груди, с задумчивым, погруженным в себя взглядом.
Лицо его сразу изменилось; с него исчезло довольное, радостное выражение, обманувшее управляющего и старого слугу, уступив место холодной, спокойной и мрачной решимости.
Он расхаживал так некоторое время, затем тяжело упал в кресло, словно не выдержав груза страданий, оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях.
Через мгновение он резко выпрямился, смахнул слезу с покрасневших глаз и проговорил с усилием:
– Полно… мужайся!.. Так надо…
После этого он написал различным лицам письма, в которых шла речь о всяких маловажных вещах, но в каждом назначал или переносил свидания с ними на много дней позже.
Маркиз уже заканчивал свои письма, когда вернулся Жозеф, который был так счастлив, что пел от радости, забыв все приличия.
– Господин Жозеф, у вас поистине прекрасный голос, – с улыбкой заметил ему д’Арвиль.
– Ну и что ж, тем хуже, господин маркиз, мне это не важно! Это моя душа поет, и пусть ее слышат!
– Отправь эти письма почтой.
– Хорошо, господин маркиз, но где вы примете сейчас всех этих господ?
– Здесь, в моем кабинете, мы покурим после завтрака, а отсюда запах табака не дойдет до маркизы.
В этот момент во дворе особняка послышался шум кареты.
– Это выезжает госпожа – она попросила запрячь лошадей пораньше, – сказал Жозеф.
– Тогда поспеши сказать ей, чтобы она зашла ко мне до отъезда.
– Хорошо, господин маркиз.
Едва старый слуга вышел, д’Арвиль приблизился к зеркалу и внимательно вгляделся в свое отображение.
– Неплохо, неплохо, – проговорил он глухим голосом. – Да, все так… щеки порозовели, и глаза блестят… От радости или от лихорадки – какое это имеет значение! Главное, чтобы это обмануло всех… А теперь попробуем улыбнуться. Сколько бывает разных улыбок! Но кто сумеет отличить истинную от притворной! Кто сумеет разгадать эту обманчивую маску и сказать: эта улыбка скрывает мрачное отчаяние, это шумное веселье – мысль о смерти? Кто может об этом догадаться? Никто… к счастью… никто. В самом деле никто? О нет, любовь не обмануть, ее инстинкт подскажет правду! Но я слышу шаги жены, моей жены… Пора, играй свою роль, зловещий комедиант.
Клеманс вошла в кабинет д’Арвиля.
– Здравствуйте, Альбер, мой добрый брат, – сказала она с нежностью и сочувствием, протягивая ему руку. Затем увидела сияющее лицо мужа и с удивлением спросила: – Что с вами, друг мой? У вас такой счастливый вид…
– Потому что, когда вы вошли, я думал о вас, моя маленькая дорогая сестричка… И к тому же я так радовался, что нашел великолепное решение…
– Меня это не удивляет…
– Все, что произошло вчера, ваше несравненное великодушие, благородное поведение принца, все это заставило меня задуматься и согласиться с вами. Однако при всем моем согласии я не сожалею о моих вчерашних подозрениях, которые вы, надеюсь, простите мне, хотя бы из кокетства, не правда ли, дорогая? – добавил он с улыбкой. – И вы не простили бы меня, я уверен, если бы я так легко отказался от вашей любви.
– Какие слова! Какая счастливая перемена! – воскликнула г-жа д’Арвиль. – Ах, я была уверена, что, обращаясь к вашему сердцу, к вашему разуму, я найду понимание. Теперь я не сомневаюсь в нашем будущем.
– И я тоже, Клеманс, уверяю вас. Да, после того решения, которое я принял этой ночью, это будущее, которое казалось мне смутным и мрачным, удивительным образом озарилось и стало простым и определенным.
– Это так понятно, мой друг; отныне мы пойдем к одной цели, но братски поддерживая друг друга. И в конце нашего пути мы обретем друг друга такими же, как сегодня. И это чувство пребудет неизменным. И наконец, я хочу, чтобы вы были счастливы, и вы будете счастливы, ибо это желание запало мне вот сюда, – добавила Клеманс, приставив палец к своему лбу. Но потом поправилась с очаровательной улыбкой, приложив руку к сердцу: – Нет, я ошиблась, это здесь останется навсегда, и никогда не затухнет доброе чувство к вам… к нам обоим… И вы увидите, дорогой мой брат, как много значит упорство преданного сердца!
– Клеманс, дорогая Клеманс! – ответил д’Арвиль, едва сдерживая волнение.
После короткого молчания он весело заговорил как ни в чем не бывало: