– Однако заимодавцы всегда особенно интересуются, на что пойдут их денежки, – со смехом заметил виконт.
– Полно вам, Сен-Реми! – прервал его маркиз д’Арвиль. – Помогите мне лучше выбрать украшение для моей жены; вы всегда отличались хорошим вкусом, и ваше одобрение решит мой выбор, потому что ваши суждения о модах безупречны.
Вошел ювелир со множеством футляров в большой кожаной сумке.
– Смотрите-ка, да это Бодуэн! – удивился де Люсене.
– Всегда к вашим услугам, господин герцог.
– Я уверен, что это вы разоряете мою жену вашими дьявольскими и сверкающими соблазнами, не так ли? – спросил де Люсене.
– Госпожа герцогиня этой зимой приказала только заново оправить свои бриллианты, – с некоторым смущением ответил ювелир. – Я как раз собирался прямо отсюда отнести их госпоже герцогине.
Де Сен-Реми прекрасно знал, что г-жа де Люсене, чтобы выручить его, приказала заменить свои подлинные бриллианты на стразы, и был неприятно поражен этой встречей. Однако он храбро продолжал:
– Эти мужья всегда так любопытны! Не отвечайте ему, Бодуэн.
– Любопытен, я? Ей-богу, нисколько! – возразил герцог. – Жена сама за себя платит. Она может позволить себе любой каприз… Она богаче меня.
Во время этого разговора ювелир разложил на столе многочисленные изумительные ожерелья из рубинов и бриллиантов.
– Какой блеск!.. И какая великолепная огранка камней! – восхитился лорд Дуглас.
– Увы, – ответил ювелир, – такие вещи я заказывал одному из лучших огранщиков Парижа, но бедняга, по-видимому, сошел с ума, и я больше никогда не найду подобного мастера. Моя посредница по драгоценным камням сказала, что, наверное, нищета довела этого несчастного до безумия.
– Нищета… И вы доверяете бриллианты подобным беднякам?
– Разумеется, – ответил ювелир. – Не было еще случая, чтобы огранщик что-либо утаил, как бы ни был он беден.
– Сколько стоит это ожерелье? – спросил д’Арвиль.
– Господин маркиз должен обратить внимание, что все камни в нем самой чистой воды и великолепной огранки и почти все одинаковой величины.
– Такое осторожное вступление весьма угрожает вашему кошельку! – заметил де Сен-Реми и рассмеялся. – Так что сейчас он вам назовет чудовищную цену!
– Послушайте, Бодуэн, назовите по совести цену, и покончим с этим, – сказал д’Арвиль.
– Я не хочу, чтобы господин маркиз торговался… Окончательная цена – сорок две тысячи франков.
– Господи! – воскликнул де Люсене. – Склонимся в молчании перед нашим другом д’Арвилем. Всем мужьям есть чему у него поучиться. Устроить своей жене сюрприз на сорок две тысячи франков!.. Черт побери! Однако никому ни слова, иначе мы все испортим.
– Смейтесь сколько хотите, господа, – весело ответил маркиз. – Я влюблен в мою жену и не скрываю этого. Более того, я этим горжусь!
– Оно и видно! – подхватил де Сен-Реми. – Такой подарок красноречивее всех уверений в любви.
– Хорошо, я беру это ожерелье, – сказал д’Арвиль. – Правда, если Сен-Реми одобрит оправу из черной эмали. Как она, на ваш вкус?
– Она еще лучше выделяет блеск алмазов, и рисунок чудесный!
– Итак, решено, я его беру, – сказал маркиз. – Бодуэн, вы можете произвести расчет с Дубле, моим управляющим.
– Он уже предупредил меня об этом, господин маркиз, – сказал ювелир и вышел, собрав в свою кожаную сумку даже не считая – настолько велико было его доверие – различные драгоценности, которые де Сен-Реми долго перебирал и пристально рассматривал на протяжении всего этого разговора.
Д’Арвиль передал ожерелье Жозефу, который ожидал его приказа, и тихо сказал:
– Пускай мадемуазель Жюльетта осторожно положит это ожерелье вместе с другими драгоценностями своей госпожи, чтобы та ничего не заметила, иначе не получится настоящего сюрприза.
В этот момент дворецкий объявил, что завтрак подан; гости прошли в столовую и сели за стол.
– Вы знаете, дорогой д’Арвиль, – сказал де Люсене, – ваш дом, наверное, самый элегантный и удобный во всем Париже.
– Да, он очень удобен, но не слишком просторен… Я задумал пристроить к нему садовую галерею. Маркиза д’Арвиль намерена дать несколько больших балов, и наших салонов будет недостаточно. К тому же не люблю даже на время покидать покои, которые мы обычно занимаем, а гости нас обычно выживают.
– Я согласен с д’Арвилем, – поддержал его де Сен-Реми. – Нет ничего более мелкого и мещанского, чем эти вынужденные переселения ради балов или концертов… Чтобы устраивать эти прелестные празднества и не стеснять себя, надо иметь для них специальные помещения, и к тому же эти обширные сверкающие залы, предназначенные для блестящих балов, должны носить совсем иной характер, чем салоны; между ними должна быть такая же разница, как между монументальными фресками и обычными картинами.
– Он прав, – согласился д’Арвиль. – Какая жалость, господа, что у нашего Сен-Реми нет хотя бы полутора миллионов ренты! Какие чудеса он показал бы нам!