Две последние записи можно смело демонстрировать студентам как типичный случай речевого проявления состоянии фрустрации. Придирчивый, обострённый конфликтом ожиданий и реальности взгляд Веры не обнаружил в городе ни причин восторженности городом Верлена, ни романтизма Дюма, ни разнообразия типов французских жителей Бальзака, ни разноцветья и загадочности парижских бульваров Клода Моне, Ренуара и Камиля Писарро, ни мощи и лёгкости архитектурных ансамблей. Оно и понятно: ехала на собственную помолвку, а приехала на свадьбу с другой. «Увидеть Париж и умереть» — затёртый до дыр штамп зазвучал натуралистично. Неужели сообщение про Сену надо трактовать буквально?
Юлия Викторовна прикрыла глаза. Самое ужасное, что фактически она сама познакомила свою ученицу с этим французом. Университет, поставленный теперь перед необходимостью зарабатывать, постоянно устраивал тренинги, курсы, квесты, флешмобы, эстафеты, дни науки и прочие активности, ловко подменившие настоящую исследовательскую работу монетизацией. Психологические тренинги руководящим работникам крупнейшего нефтехимического комбината Жбан продала лично. Набралась группа из французов и испанцев.
Лиза, кстати, извивалась ужом, лишь бы эти курсы вести, но в этот раз Жбан оказалась непреклонна. Надо было показать товар лицом, то есть кафедру всей своей профессиональной мощью. Назначила Веру и Фролова. А зря: ушлая Лиза сама свернула бы в круассан любого Франсуа.
Неожиданно возникла идея.
— Лиза, а вы не могли бы переслать мне вашу с Верой переписку. Сведения просили передать в международный отдел, они переведут и перешлют в полицию, — соврала в трубку заведующая.
Лиза помялась, даже пыталась что-то возразить, но на словосочетании «полицейский запрос» сдалась. Юлия Викторовна прочла и усмехнулась: Елизавете Андреевне можно смело брать псевдоним «Без мыла». Беседу в чате с Верой всегда инициировала сама Лиза. Начинала с вкрадчивого: «Привет! Хорошего тебе дня!», потом подкрепляла мотивирующими открытками, смайликами, кошечками, анекдотами из Интернета. Потом интересовалась «Как дела?», «Вы где?». Не отвечать совсем — чревато конфликтом. Вера в конце концов писала пару слов. После этого Лиза вцеплялась мёртвой хваткой и выцыганивала пару-тройку подробностей. Будучи в Париже, Вера вняла просьбам о фоточках и скинула Лизе изображение какой-то заурядной улочки с издевательским комментарием: «Квартал Маре, где Анжелика поселилась, разбогатев на продаже шоколада». Ну и поделом. Лиза сама заявила, что из всей французской литературы любит только серию Анн и Сержа Голон и «Трёх мушкетёров». Кстати, Лизе подошёл бы также тег #каксгусявода, потому что отреагировала она как ни в чём не бывало: «Спасибо, дорогая!» И смайлики, смайлики. Вот и вся дружба. Полезной информации из этой переписки получить не удалось. Вера была немногословна: «Всё в порядке, едем в Фигерас». «Музей Дали классный». Ничего личного, как ни старалась Лиза.
IV
На следующий день утром из международного отдела пришла новая порция информации. Французская полиция подключилась. Ни в Марселе, ни тем более в Каннах остановки не было. От Марселя ребята направились прямиком на Париж, забронировали номер в отеле уже на подступах к столице, в Орлеане, но не заселились. Где провели ночь — неясно. «Были ли у вашей сотрудницы какие-то поручения в Орлеане?
Друзья. Знакомые?» Поручений не было. Друзей, кажется, тоже. Скинув обновлённые сведения о проделанном пути своему младшему, Жбан получила лаконичный ответ:
— Если у Веры нет прав, то этот Франсуа, наверное, робот. Столько часов за рулём без второго водителя — нереально.
Прав у Веры не было. А то, что с ними ехал кто-то третий, маловероятно.
V
В Париже невозможно страдать долго. Особенно если эти страдания из-за несчастной любви. Юлия Викторовна прилегла в гостиной, пытаясь сосредоточиться. Информации мало, но всё равно версия с самоубийством, которую, надо сказать, на кафедре обсуждали охотнее всего, казалась самой слабой.