Париж – предлог для того, чтобы целоваться на скамейках белой, как мел, площади Дофин, в устланных коврами мраморных парадных шестнадцатого квартала.
На улице Мартир эта сцена никого не удивляет: я на коленях, ты заслоняешь меня расстегнутым пальто. Если случится прохожий, пожалеет нас: наверное, денег не хватает на гостиничный номер. Опираясь руками о грязную стену, ты шепчешь над моей головой какую-то ерунду, а я вкушаю тебя, мой возлюбленный, всегда такой разный на вкус. Сегодня – чесночный, лекарственный.
– О, merde!
[14]Ксавье, ты не мог бы хоть иногда мыться?! Я не пользуюсь темно-красной помадой, эту кровавую полосу оставила одна из твоих одноразовых брюнеток, может, негритянка, а?!Я вырываюсь и бегу вниз по улице Мартир к бульвару Клиши, через Пигалль, мне хочется оказаться дома, на Бланш, закрыть дверь и больше никогда тебя не видеть. Ты идешь за мной, я в слезах кричу, что не буду шлюхой б… скульптора. Ты отгоняешь мужиков, которые готовы меня утешить, и пристающих к тебе проституток. Я добегаю до площади Бланш, больше нет сил. Ты просишь меня успокоиться, предлагаешь зайти в бистро, выпить вина и – говорить по-французски, потому что ты ничего не понимаешь.
– Я тоже, я тоже, Ксавье, не понимаю. Зачем ты женился на мне, зачем, раз у тебя постоянно новые любовницы, зачем?
– Затем, что я люблю тебя, тебя одну. А впрочем, ты говорила, что Париж – лишь предлог, разве не так?
– Четыре тысячи на квартплату, четыре на еду, должно хватить, – хрипло подсчитывал Ксавье доходы Томаса и Михала. – В крайнем случае съедим лебедей Вонга. – Он вытер заложенный нос.
Михалу, как всегда, не повезло. На раскопках всем попадались великолепные скелеты римлян и галлов, и только ему достался участок с черепками и ржавыми ножами. Михал приносил на базу лом и битые горшки, тогда как другие гордо волокли мешки с античными костями. Сжалившись, начальник раскопок доверил ему одну из самых интересных могил на кладбище: странным образом, не по традиционной оси восток – запад, расположенное захоронение. К тому же тело, казалось, похоронили не в обычной позе, а с подогнутыми ногами. Преступление? Неизвестная форма погребения? В любом случае сенсация. На глазах у археологов Михал старательно расчистил останки одной ноги, затем второй и, наконец, третьей, на которой обнаружилось… копыто. Таинственный римлянин оказался козой. Склонившиеся над козьей могилой ученые не в состоянии объяснить, почему животное было погребено на кладбище, а не брошено в ров для отходов.
– Ритуал, – вынесли они хором вердикт, как всегда, когда обнаруживается что-нибудь непонятное.
Томас привез с раскопок череп женщины или юноши. Когда составляли каталог находок, оказалось, что он нигде не зарегистрирован и не относится ни к одному из найденных скелетов.
Мы стали думать, куда его пристроить.
– Может, на столе, рядом со свечкой? – предложил швейцарец.
– Mein Gott,
[15]что за кич! – поморщился Ксавье. – Не хватает только хрустального шара и черного кота. Ведьма с картами у нас уже есть. Знаешь, Томас, положи-ка лучше этот череп к себе в чемодан или под кровать.– А может, в холодильник? – осенило Михала. – Холод консервирует, к тому же череп не будет постоянно попадаться нам на глаза.
Я согласилась с Михалом, решив, что memento mori,
[16]криво усмехающееся между сыром и морожеными овощами, умерит наш аппетит. В данный момент это было бы весьма кстати: неизвестно, сумеет ли Ксавье продать скульптуры.В последнее время он занялся столярным искусством: мол, столы и стулья нужны всем, а творчество – только художникам.
Михал, отчаявшись уговорить меня погадать, решил изучать значения таро самостоятельно. Я выписала ему на большом листе бумаги возможные интерпретации арканов: