Парк-авеню, 79 (ЛП)

– Вот чего в ней нет, так это уважения к своим родителям. Одни оскорбления! Оно и понятно: где ей набраться чему-нибудь путному, если она шляется по ночам неизвестно с кем.

Мария вскинула голову:

– Своих родителей я уважаю! Но не тебя.

Кэтти хлопнула ладонью по столу:

– Мария! Замолчи!

Девушка раздраженно подвинула к себе миску:

– Пусть он не цепляется ко мне.

Пытаясь успокоиться, попробовала проглотить пресную холодную кашу. Отложила ложку. Кэтти не унималась.

– Отец прав. Ты не имеешь права ему грубить. Он заботится о тебе...

– Враки!

Мария вскочила из-за стола, грязная ложка свалилась на пол.

– Он заботится только об одном человеке – о самом себе. И больше ни о ком. Если бы твой замечательный муженек был мужчиной хоть наполовину, он ни за что не позволил бы тебе работать ночами. Да пойми же наконец – он пиявка. Пиявка!

Кэтти вскинула руку. Звонко хлопнула пощечина. Еще не осознав происшедшего, девушка прижала ладонь к пунцовой щеке. Минуту в кухне стояла мертвая тишина, потом Мария с ужасом выдохнула:

– Ты ударила... меня?

С трудом сдерживая рыдания, Кэтти попыталась говорить твердо, но голос дрожал:

– Да, чтобы научить уважать родителей.

Широко открытые глаза дочери наполнились слезами, и Кэтти умоляюще протянула к ней руки:

– Мария! Мария...

Девушка не заплакала и словно окаменела. Она посмотрела на мать холодно, отстраненно, будто видела впервые, потом отодвинулась, как отодвигаются от чужого человека.

– Мария!

– Извини, мама. Мне очень жаль.

Мария повернулась и тихо вышла из кухни, потом из квартиры. Хлопнула входная дверь.

Кэтти поняла, сердцем почувствовала, что дочь ушла от нее навсегда. Давясь рыданиями, она повернулась к мужу:

– Что я наделала! О, господи, что я натворила! Бедная моя девочка!

Питер не шелохнулся, будто весь этот крик не имел к нему никакого отношения. Он был спокоен, и только недобрая улыбка выдавала его торжество.

– Ты поступила правильно, Кэтти. Давно бы так.

Она перестала плакать.

– Думаешь, это поможет?

Питер глубокомысленно надул щеки:

– Да, конечно.

Кэтти внимательно посмотрела на Питера... В голове забрезжила слабая догадка, но как раз в эту минуту закричал ребенок. Она прижала к себе плачущего сынишку и застыла, глядя в одну точку. Ее раздирали сомнения.

О, как хотелось поверить в то, что она справедливо наказала Марию, в то, что другого выхода не было и ничего страшного не произошло, И чем больше Кэтти убеждала себя во всем этом, тем больнее ныло сердце от тяжелого предчувствия: случилось непоправимое.

8

Мария вошла в лавку как раз в тот момент, когда в будке возле входной двери зазвонил телефон.

– Не беспокойтесь, мистер Рэннис, я подойду. Это звонят мне.

Она сняла трубку, прикрыла ее ладонью:

– Алло.

Голос Росса спросил:

– Мария, это ты?

– Да.

Голос потеплел.

– Привет! Чем занимаешься?

– Ничем.

– Я собираюсь махнуть в Риверсайд Драйв. Там прохладно. Хочешь прокатиться?

– Хочу.

– Тогда я заеду за тобой прямо сейчас.

– Нет...

Мария задумалась:

– Мне надо переодеться. И вообще, давай встретимся где-нибудь в другом месте. Подальше от моего дома.

– Если хочешь, приходи в гараж на восемьдесят третьей улице между Парк-авеню и Лексингтон-авеню.

– Хорошо. Я постараюсь там быть через полчаса. Привет.

– Пока.

В трубке послышался щелчок, потом короткие гудки. Мария вышла из будки. Подозрительно сощурив глаза, возле двери торчал мистер Рэннис.

– Кто звонил?

– Так, один приятель.

Он взял девушку за руку:

– Мария, хочешь шоколадку?

– Нет, спасибо.

Она хотела высвободиться, но старик еще крепче сжал пальцы:

– Про деньги я тебе сегодня не напоминаю.

Мария улыбнулась:

– И правильно делаете – у меня сегодня ни цента. И вообще, мне пора. Мать ждет.

Девушка вырвалась из цепкой клешни мистера Рэнниса и в два прыжка оказалась на пороге. Он едва успел крикнуть вдогонку:

– Мария, если захочешь чего-нибудь вкусного, сразу скажи. Все будет твое.

С улицы донесся веселый голосок:

– Спасибо, мистер Рэннис. Я запомню ваши слова.

Возле подъезда девушка столкнулась с выходившей из дома матерью, и Кэтти невольно засмотрелась на сверкающие под солнцем золотые волосы Марии.

– Здравствуй, дочка.

– Здравствуй, мама.

– Как дела в школе?

– Нормально.

– Что у тебя нового?

– А чего ты ждешь?

– Да нет, я просто спросила...

Кэтти хотела сказать, что сожалеет о случившемся, что за завтраком произошло ужасное недоразумение, но язык почему-то не слушался.

Мария, как ни в чем ни бывало, перевела разговор на другое:

– Куда ты идешь?

– Хочу пройтись по магазинам.

Кэтти солгала. Она собиралась идти к врачу, но говорить об этом дочери боялась, и на то были свои причины.

– Мария, а какие у тебя планы?

– Переоденусь и пойду к подруге. Заниматься.

– Постарайся не шуметь – малыш только что заснул.

– Хорошо.

Мария резко повернулась и, не сказав больше ни слова, вошла в подъезд. Поднявшись на свой этаж, она осторожно открыла дверь. В квартире стояла сонная тишина. Девушка на цыпочках подошла к гостиной – отчим, как всегда, дремал у раскрытого окна. Голова с разинутым ртом свесилась набок, возле ног валялась раскрытая газета.