Позвонил Миша. В голосе паника. Аркадий стал одеваться. Ирина еще спала. Рукой обнимала опустевшее после него место.
— Мне нужно встретиться с приятелем. Мы остановимся по дороге, — сказал Аркадий усаживающемуся в машину Кервиллу.
— У меня осталось всего четыре дня, а я, ожидая вас, вчера потерял целый день, — ответил Кервилл. — Или вы сегодня скажете мне, кто убил Джимми, или я убью вас.
Отъехав от «Метрополя» и разворачиваясь на площади Свердлова, Аркадий рассмеялся:
— У нас приходится все время стоять в строю.
На Серафимова, 2, они поднялись на второй этаж. На двери, вопреки ожиданиям Аркадия, не было ни замков, ни приклеенных объявлений. Он постучал, и ему открыла дверь пожилая женщина с младенцем на руках. На безволосой головке нежные прожилки вен. Женщина покосилась на удостоверение Аркадия.
— Я думал, что квартира будет опечатана, — объяснил он. — Здесь неделю назад погибли двое — владелец квартиры и сотрудник милиции.
— Я бабушка и ничего здесь не знаю, — она перевела взгляд с Аркадия на Кервилла. — А вообще, зачем пустовать хорошей квартире? Жилья-то не хватает.
Если смотреть, стоя в дверях, от Бориса Голодкина и следов не осталось. Исчезли принадлежавшие спекулянту ковры, проигрыватели и кучи заграничного барахла. На их месте появились диван, служащий постелью, расползающаяся коробка с посудой и допотопный самовар. Будто Паша и Голодкин погибли совсем в другой квартире.
— Вы здесь сундука не находили? — спросил Аркадий. — Может быть, в подвале, в кладовке? Похожего на церковный ларь.
— Зачем нам нужен церковный ларь? Что нам с ним делать? — Она отошла, уступая дорогу. — Смотрите сами. Мы люди честные, нам прятать нечего.
Перепуганный младенец прятался на груди у бабушки, вот-вот разревется. Аркадий улыбнулся, и тот настолько поразился, что заулыбался в ответ слюнявым беззубым ротиком.
— Вы совершенно правы, — сказал Аркадий. — Зачем пустовать хорошей квартире?
Аркадий встретился с Мишей в маленькой церквушке в конце улицы Серафимова. Это была церковь бог знает какого святого, одна из огромного большинства церквей, давно переименованных в «музеи», лишенных святых реликвий и умерщвленных реставрацией. Обваливающиеся стены обнесены гнилыми лесами. Аркадий толкнул дверь и ступил в темноту, успев разглядеть, прежде чем закрылась дверь, лужи и птичий помет на каменном полу. Вспыхнула спичка и зажглась свеча, осветив Мишу. Глаза Аркадия различили четыре центральные колонны, поломанный иконостас и льющийся со свода слабый свет. Капала и сочилась по колоннам дождевая вода. Когда-то церковь была украшена изнутри иконами с изображениями Христа, ангелов и архангелов. Теперь штукатурка потрескалась, краски поблекли и в свете свечи виднелась одна опалубка. В закрытых ставнями окнах свода шуршали крыльями голуби.
— Ты рано, — сказал Миша.
— Что-нибудь с Наташей? Почему нельзя было поговорить у тебя дома?
— Ты пришел на полчаса раньше.
— Ты тоже. Давай, рассказывай.
Миша выглядел очень странно, не причесан, одежда мятая, словно он в ней спал. Аркадий был рад, что уговорил Кервилла остаться в машине.
— Что-нибудь с Наташей? — спросил он.
— Нет, с Зоей. Ее адвокат — мой приятель, и я слышал ее заявление в суде. Разве ты не знаешь, что ваше дело слушается завтра?
— Нет, не знаю, — Аркадий не выразил удивления. Новость его не тронула.
— Все говорят о партии то же, что и ты, но не для того, чтобы повторять в суде. А ты старший следователь. А что ты говорил обо мне? — спросил Миша. — И ты говорил такие вещи обо мне, об адвокате? Она и об этом заявила. Теперь мне придется расстаться с партбилетом. Этот суд для меня конец, мне уже не подняться.
— Извини.
— Знаю, ты никогда не был настоящим членом партии. Я изо всех сил старался помочь тебе в продвижении по службе, а ты такое швырнул мне в лицо. Теперь твоя очередь помочь мне. Сюда подойдет Зоин адвокат. Ты должен отрицать, что когда-либо в моем присутствии допускал антипартийные высказывания. Может быть, в присутствии Зои, но не в моем. Или она, или я. Кому-то ты должен все-таки помочь.
— Тебе или Зое?
— Будь добр, ради старой дружбы.
— Я бы сказал, что мы не просто старые друзья, а самые близкие друзья. Ну, а на бракоразводных процессах говорят всякое, только никто не принимает это всерьез. Уже поздно.
— Сделай это ради меня.
— Хорошо, говори, как его зовут. Я ему позвоню.
— Нет, он едет сюда, мы договорились встретиться здесь.
— Разве у него нет конторы или телефона?
— Сейчас его нет на месте, он едет сюда.
— И что, будем говорить здесь, в церкви?
— В музее. Видишь ли, он не хочет огласки, как-никак разговор с мужем клиентки и все такое. Он еще делает мне любезность.
— Я не могу ждать полчаса, — Аркадий вспомнил, что в машине ждет Кервилл.
— Клянусь, он будет раньше. Я бы не просил тебя без нужды. — Миша вцепился Аркадию в рукав. — Так подождешь?
— Хорошо, немного подожду.
— Он скоро будет.