Парк Горького

На углу Пятьдесят шестой улицы они вышли из машины, и Осборн повел Аркадия в ресторан. Их встретил метрдотель и, обращаясь с Осборном как со старым знакомым, провел к столику и креслам красного бархата. На каждом столике свежесрезанные лилии, в нишах огромные композиции из цветов, на стенах полотна французских импрессионистов, хрустальные канделябры, столы под розовыми скатертями и подобострастно склонившийся вышколенный официант. Среди посетителей преобладали пожилые мужчины в костюмах в тонкую полоску в сопровождении молодых женщин с ухоженными лицами. Аркадий все еще продолжал надеяться, что в ресторан вот-вот ворвутся Уэсли или полицейские и арестуют Осборна. Осборн спросил, что будет пить Аркадий, – тот отказался, а Осборн заказал себе «Кортон-Шарлеман» семьдесят шестого года. Не голоден ли Аркадий? Аркадий солгал, сказав, что не голоден, а Осборн заказал себе лососину на вертеле в укропном соусе с картошкой во фритюре. Столовое серебро поражало своим великолепием. «Так бы и всадил ему нож в сердце», – думал Аркадий.

– Знаете ли, через Нью-Йорк прямо-таки хлынул поток русских эмигрантов, – начал разговор Осборн. – Они пишут, что едут в Израиль, но в Риме поворачивают направо и оказываются здесь. Кое-кому из них, по мере возможности, я помогаю; вообще-то многие хорошо разбираются в пушном деле. А некоторым я ничем не могу помочь. Скажем, тем, кто в России были официантами. Разве кто-нибудь возьмет к себе русского официанта?

Вино отливало золотом.

– Вы и в самом деле не хотите отведать? Во всяком случае, эмигрантов здесь больше чем нужно. Многих из них очень жаль. Грустно видеть, как члены-корреспонденты советской Академии наук подметают школьные коридоры или дерутся за крупицы переводов. Они живут в Куинзе или Нью-Джерси, обзаводятся домиками и огромными автомобилями, которые им не по карману. Я их не осуждаю – они стараются как могут. Не каждому дано стать Солженицыным. Мне хотелось бы надеяться, что лично я кое-что сделал для популяризации русской культуры в нашей стране. Вы знаете, я финансировал целый ряд культурных обменов. Где бы был американский балет без русских танцовщиков?

– Как насчет танцовщиков, о которых вы доносили в КГБ? – спросил Аркадий.

– Не я, так донесли бы их друзья. Поразительная вещь: в Советском Союзе доносят друг на друга, начиная с ясельного возраста.. У всех руки в грязи. И называют это «бдительностью». Во всяком случае, такова цена, которую приходилось платить. Если я приглашал советских артистов в Соединенные Штаты ради доброй воли и взаимопонимания, то Министерство культуры требовало от меня информации о приглашенных. Я действительно предупреждал о потенциальных невозвращенцах, но вообще-то старался отсеять как можно больше плохих танцовщиков. У меня высокие требования. Возможно, я оказал положительное влияние на русский балет.

– У вас-то руки не в грязи, а в крови.

– Прошу вас, мы же за столом.

– Тогда объясните мне, как это американское ФБР позволяет вам, убийце и осведомителю КГБ, свободно разгуливать по городу и сидеть в ресторанах с такой публикой.

– Знаете, Ренко, я питаю огромное уважение к вашему интеллекту. Задумайтесь на минуту и, я уверен, все поймете.

С других столиков доносились обрывки разговоров. Тихо позвякивала тележка с пирожными и тортами. Осборн был в полной уверенности, что Аркадий сам найдет ответ на собственный вопрос. Понимание пришло поначалу еле ощутимо, постепенно приобретая все более определенную форму, а потом поразило Аркадия своей неотразимой логикой и бросающейся в глаза ясностью, словно глаз антилопы вдруг увидел фигуру вышедшего на солнце льва, доселе притаившегося в тени. Когда он заговорил, всякая надежда на то, что это ошибка, исчезла.

– Выходит, вы к тому же и осведомитель ФБР, – сказал Аркадий. Мысль приобрела окончательные очертания. – Вы служили и КГБ, и ФБР.