Бах! Револьвер подпрыгнул в его руках и выстрелил в Казачинского. В ужасе Яша выронил оружие, которое со стуком упало на стол, а Юра, не веря своей удаче, дрожащими руками ощупал себя и убедился, что не ранен.
– Ты, …, ты совсем …? – заорал Казачинский, отбросив всякие церемонии.
Потому что, простите, одно дело, если вас на работе убьет бандит, и совсем другое – если по дурости застрелит собственный товарищ.
– Юра, я нечаянно… – лепетал Яша. – Я не хотел! Не понимаю, как он выстрелил…
Леопольд Сигизмундович громко кашлянул.
– Я русским языком объяснил про предохранитель, – промолвил он скучающим тоном. – Три раза повторил… Но вы меня не слушаете, вы никогда меня не слушаете.
– Я вас слушал! – взвился Яша. – Но…
– Если бы я не дал вам холостые патроны, – безжалостно оборвал его поляк, – ваш товарищ сейчас валялся бы мертвый, а не он, так я. Вы не умеете обращаться с оружием, вам этого просто не дано.
– Я научусь! – запальчиво воскликнул Яша. – Дайте мне время…
– Я уже достаточно за вами наблюдаю. Вы не можете выполнить простейшие действия…
– А я вам говорю, если вы дадите мне нормальное оружие…
– Это и есть нормальное, но дам я вам маузер, браунинг или винтовку – все равно ничего не изменится. Идите лучше играйте на скрипочке…
Яша побагровел.
– Вы антисемит! – выкрикнул он срывающимся голосом.
– В жизни не страдал такой глупостью, – ответил Леопольд Сигизмундович с презрением.
– Я буду на вас жаловаться! Вы не имеете права…
– Вы уже чуть ли не шестидневку собираете наган и никак не можете собрать, – безжалостно напомнил поляк. – Каждый день я напоминаю вам про предохранитель, но нет – вы всегда о нем забываете!
– Потому что вы меня сбиваете!
– Ах, значит, это я виноват? – уронил Леопольд Сигизмундович с совершенно непередаваемой интонацией. – Раз так, ищите себе другого учителя, товарищ Кауфман. Посмотрим, как скоро вы прострелите себе ногу или убьете кого-нибудь, кто находится рядом…
– А-а, да идите вы!.. – выкрикнул Яша и метнулся к выходу. Через секунду до Казачинского долетел грохот с силой захлопнутой двери.
– Сказал «идите» и сам ушел, – хладнокровно заметил поляк, оборачиваясь к Казачинскому, и тот понял, что этого обстоятельного, любящего и ценящего оружие человека вообще ничем не проймешь. – Может быть, вам тоже что-то не нравится?
– Мне все нравится, – поспешно ответил Юра и даже выдавил из себя улыбку.
– Тогда продолжим, – смилостивился Леопольд Сигизмундович и вывалил на стол несколько разных моделей оружия.
…Шел уже девятый час, когда высокий брюнет в форме с зелеными петлицами сошел с автобуса и зашагал по привычной дороге к дому. Впрочем, слово «дом» здесь не вполне уместно, так как речь шла о сущей развалюхе, которая тем не менее была плотно заселена несколькими десятками семей. Казачинским не повезло – они ютились в полуподвальном помещении, из окон которого можно было любоваться на ноги мимо ходящих людей.
Округа жила обычной жизнью: где-то наяривали на гармошке, толстая баба деревенского вида снимала белье с веревок, одновременно ругаясь с другой бабой, которая высовывалась из окна. На втором этаже самозабвенно ссорились муж и жена, и до Юры доносились их вопли, из которых он понял, что жена требовала купить новый примус, потому что старый в любой момент мог взорваться, а муж был согласен только оплатить починку. Слово за слово, и жена припомнила мужу некую Люсю в каком-то клубе, с которой он танцевал несколько месяцев назад, а также его мать, которая при всей своей худобе ела за троих. Муж в долгу не остался и высказал все, что думал о стряпне своей половины и о ее старшем сыне, прижитом неизвестно от кого. Судя по градусу взаимных оскорблений, дело вот-вот должно было дойти до рукоприкладства, но Юра отлично помнил, что соседи так ругались изо дня в день, из месяца в месяц, использовали для перебранки любой повод и всегда расходились без драки, а тот, кому удавалось в ссоре одержать верх, выглядел чуть ли не счастливым. Но тут Казачинский заметил на скамейке возле дома знакомую фигуру и поспешил к ней, выбросив склочных соседей из головы.
Сидя на фоне кустов шиповника, девушка лет шестнадцати читала книгу в пестрой обложке. Если присмотреться, можно было заметить, что юбка незнакомки перешита из школьного платья, а блузка сделана из дешевого ситчика. Однако Юра никогда не обращал внимания на такие детали, когда речь шла о близких людях.
– Привет, Лиза, – сказал он, подходя к девушке. – А ты что здесь?
– К отцу сослуживцы пришли. Отмечают встречу.
– Это там гармошка?.. – Юра поморщился.
– Ага.
Он сел на скамейку, собираясь с мыслями. Баба, собиравшая белье, зыркнула в его сторону и, на мгновение отвлекшись, уронила простыню. Ругаясь, как дюжина пьяных возчиков, она подобрала испачканную простыню с земли и удалилась в дом.
– Что читаешь? – спросил Казачинский.
– «Золотой теленок».
– Это что-то о колхозах? – спросил он несмело. Сестра читала гораздо больше, чем он, и Юра не поспевал за ее вкусами.