Парк Горького

Елена взяла снимок, вгляделась в него – и затрясла головой.

– Нет. Нет!

– А женщина в платье с маками, вот тут, на заднем плане…

– Да вы что, – воскликнула Елена, – на ней другое платье! Ну то есть похожее, но другое… У Сони вот тут, – она показала на себе, – воланчики были в три ряда, а тут только в два… И рукав сшит по-другому… Нет, нет, это не она!

– Вы уверены?

– Совершенно уверена! Ну и лицо… тут его не очень видно, но у Сони никогда не было такого выражения!

Опалин дернул щекой, взял протокол Елены и стал вписывать туда дополнение. В коридоре бодро протопали чьи-то шаги, и на пороге показался мальчик лет десяти.

– Костя, это товарищ из угрозыска, – сказал Степан. – Насчет смерти Сони… – Он понял, что сказал лишнее, и сконфузился, но было уже поздно.

– Соня умерла? – недоверчиво спросил ребенок своим звонким голоском, переводя взгляд с матери на гостя. – Почему? Она же не старая совсем…

– Да, было бы хорошо, если бы все умирали только от старости, – заметил Опалин и обратился к Елене: – Подпишите, пожалуйста. Возможно, мне еще придется вызывать вас на Петровку… Или я кого-нибудь к вам пришлю, если надо будет что-то уточнить.

– Да я не против, – вздохнула Елена, возвращая ему протокол и ручку. – Вы, главное, только найдите его…

– Вы же были уверены, что это Богдановский, – не удержался Опалин, поднимаясь с места. Елена безнадежно махнула рукой.

– Ах, теперь я ничего не знаю, ничего… А вдруг это не он? И потом, зачем ему? Все-таки Соня ему нравилась, очень…

Она проводила Опалина до выхода и сама заперла за ним дверь. Когда Иван ушел, Николай Иваныч вышел из своей комнаты и вразвалочку направился к телефонному аппарату, висевшему на стене.

Примерно через полчаса Николай Иваныч, надвинув на глаза кепку и бодро посвистывая, вышел из дома и зашагал в неизвестном направлении. Он шел с независимым видом, как человек, который привык по вечерам делать моцион, и, конечно, чистым совпадением было то, что попадающиеся ему навстречу граждане из числа местной шпаны (которой тогда водилось в Сокольниках довольно много) почтительно с ним здоровались и даже уступали дорогу. Прогуливаясь таким образом, Николай Иваныч дошел до укромной рощицы возле Сокольнического парка, где под деревом стоял и курил человек в белом парусиновом костюме. Такую одежду, и то нечасто, можно встретить где-нибудь на юге, но гражданин в белом костюме, судя по всему, носил его в Москве, не испытывая решительно никакого неудобства. Вдобавок ко всему он курил не какую-то там папиросу и уж тем более не самокрутку, а настоящую сигару, источавшую душистый дым.

– Мусор сегодня явился, – доложил Николай Иваныч после краткого обмена приветствиями. – Мамаша вчера говорила по телефону, верещала как резаная, а сегодня побежала в милицию. Я пытался ее отговорить, да куда там!

– Тебя не просили ее отговаривать, – оборвал собеседника человек в белом костюме. – Что за мусор, как зовут?

– Как зовут? – Николай Иваныч стал напряженно морщить лоб. – Палкин, кажись. Да, точно Палкин…

– В МУРе нет такого, – скучающим тоном промолвил человек в белом.

– Да точно Палкин! – на беду себе стал настаивать Николай Иваныч, и тут человек в белом костюме ударил его. Всего один раз, но так, что ударенный посерел и стал ловить ртом воздух.

– Вспоминай, как его зовут, мусора этого, – бешеным шепотом посоветовал человек в белом. – Какие приметы у него, ну?

– Шрам! – простонал Николай Иванович, на всякий случай отклонившись подальше от своего опасного собеседника. – Здоровенный, вот тут… – Он указал на правый висок.

– Тогда это Опалин, – объявил незнакомец. – Что он сказал?

– Что сказал? Ну, что Соньку убили. Про хахаля ее расспрашивал. Все как обычно.

– Еще что-нибудь было?

– Вроде нет. Мамаша поплакала и пошла ужин готовить. А Степану все равно. Он Соньку особо не любил никогда. Знамо дело, падчерица – не родная дочь.

– Ладно, – сказал человек в белом костюме. – Можешь идти. И это… Продолжай следить. Если что, звони. Понял?

Николай Иваныч просиял, стал клясться, что собеседник может на него положиться, что он всегда, что не подведет… Потом отступил и, поминутно оборачиваясь и выражая всем своим видом готовность услужить, быстро удалился.

Стоявший под деревом человек докурил сигару, бросил окурок и тщательно растер его ногой.

– Значит, Опалин, – пробормотал незнакомец, щуря светлые глаза. – Ну-ну…

После чего без остатка растворился в лабиринтах московских улочек, исчез, сгинул, и город стер следы его шагов.

Глава 12. Нянька

Начался серьезный допрос.

Ф. Достоевский, «Бесы»

Казачинский ждал следующего дня с нетерпением. Отчего-то он был уверен, что одно из двух недавних расследований движется к завершению и что Опалин вот-вот назовет имя убийцы. Однако утром, едва Юра явился в угрозыск, его ждало разочарование: Петрович вручил ему новехонький ордер на получение летнего обмундирования установленного образца и велел катиться прямиком на склад.

– Да я потом могу… – начал Казачинский.