Парк Горького

Выйдя из квартиры, он столкнулся с Лизой, которая не участвовала в следственных мероприятиях и осталась на лестничной клетке. Девушка стояла, обхватив себя руками, и Опалин, поглядев ей в лицо, понял, что Лизе, с одной стороны, не по себе, а с другой – она впервые по-настоящему увидела сумеречную сторону человеческой натуры, с которой он сталкивался каждый день, и это зрелище в какой-то мере заворожило ее.

– Почему она так страшно кричала? – спросила Лиза, ни к кому конкретно не обращаясь. – Как будто ее бьют…

– Никто ее не бил, – обиделся Юра. – Это она на нас кидалась. Горьким угрожала, обещала, что он на нас найдет управу… Сатрапами нас обзывала! Иван Григорьевич, а что такое сатрап?

– Сволочь, наверное, – коротко ответил Опалин. – Лиза, давайте мы вас подвезем домой, а потом отправимся на Никитский.

Казачинского не покидало ощущение, что он сидит в локомотиве, который поначалу медленно пятился в тупик, а затем набрал ход, выехал из тупика и теперь мчится на всех парах. Еще вчера они не знали ни одного из членов банды, а сегодня от Дмитрия Калинина протянулась ниточка к Сергею Вожеватову, жившему на Никитском бульваре, а от него – к Ермолаю Беседину, лучшему другу Сергея, который спас ему жизнь на войне. Впрочем, пока муровцам приходилось довольствоваться беседами с третьими лицами – соседка Сергея вспомнила, что кто-то позвонил ему сегодня по телефону, он засуетился и через некоторое время покинул квартиру. Ермолая тоже не удалось обнаружить ни по его месту жительства, ни в кружке самодеятельности, где он играл положительных персонажей и время от времени исполнял со сцены революционные стихи. И он, и его друг числились инвалидами империалистической войны, хотя выглядели вполне здоровыми и по жизни нечасто жаловались на самочувствие. Кроме того, выяснилось, что Сергей несколько лет назад жил в Орле, но никогда не упоминал, чем именно там занимался, а Ермолай, как оказалось, был сыном дворника.

– Иван Григорьевич, – спросил Юра несмело, – а не может ли это быть причиной… ну… Того, что они не стали трогать Яхонтова… Он же тоже дворник…

– Все может быть, – коротко ответил Опалин.

Поздно вечером вернувшись домой, Казачинский сказал сестре:

– Сколько беготни, сколько усилий… но, кажется, все было не напрасно… Опалин думает, что Сергей Вожеватов работал в орловской тюрьме. Он влюбился в Груздеву и устроил так, чтобы вместо нее расстреляли другую женщину… Потом Груздева перебралась через границу, а он сколотил банду и стал грабить, воспользовавшись ее планом. Опалин сказал, мы еще долго будем выяснять детали, но в общих чертах все было примерно так. Возвращение Груздевой спутало все карты, они решили от нее избавиться, обратились к… ну, назовем его специалистом… Только он ошибся и убил не ту. И на Пречистенке они допустили ошибку, недооценили няньку, Варвару Резникову, которая их раскусила…

Лиза смотрела на него в изумлении, и Казачинский спохватился.

– Я, наверное, зря тебе это все рассказываю…

– Как же он мог ее убить, если любил? – печально спросила сестра.

– Ну, понимаешь, – смущенно пробормотал Юра, – у Опалина на этот счет своя теория… Что когда сталкиваются любовь к человеку и любовь к деньгам, человек очень редко одерживает верх… Не знаю, может быть, он и прав… Ты меня завтра пораньше разбуди, хорошо? Очень мне хочется увидеть, как он их всех поймает…

Но когда Казачинский на следующее утро явился на Петровку, дежурный, сидевший на входе, огорошил его вопросом:

– Это ты с Опалиным работаешь?

– Ну, – ответил Юра, не понимая, чего от него хотят.

– Ты это, поосторожнее с ним будь, – посоветовал дежурный. – Его ночью выдернули, как только труп вашего в «Эрмитаже» нашли. Ну и…

Казачинский похолодел.

– Нашего? Какого нашего? Петровича, что ли?

– Нет. Второго вашего новичка. Кауфмана, да? Убили его. Вот такие дела.

Глава 25. Четвертый

И наша жизнь стоит пред нами, Как призрак на краю земли.

Федор Тютчев

Казачинский топтался на лестнице, не решаясь подняться в кабинет Опалина. Мимо проходили другие муровцы, и ему казалось, что они смотрят на него с сочувствием, которого, вероятно, он не заслужил.

«Как же так? Я же только вчера видел его, разговаривал с ним… Почему? Почему?»

У него не укладывалось в голове, что Яша, который с таким энтузиазмом рассуждал о будущем, о полетах на Марс, излишне горячий, быть может, но хороший товарищ, стал просто трупом, куском плоти, над которым теперь колдует врач вроде доктора Бергмана, о котором упоминал Опалин.

– Ну, чего ты тут застрял?

К Юре подошел Петрович. Морщины на его лице обозначились резче, и седины в волосах словно прибавилось, но, завидев его, Казачинский почти обрадовался.

– Карп Петрович… – У него напрочь вылетело из головы, что Логинов не любит, когда его называют по имени. – Я не знаю, как… и вообще…

– Тебе Яша вчера говорил что-нибудь? – спросил Логинов вполголоса. Он привалился к подоконнику, достал папиросу и продул ее, прежде чем зажечь.

– Нет! Он же с вами остался, а мы поехали на Никитский…