Парк Юрского периода: миллионы лет спустя

— А я, к сожалению, очень часто. И могу вам сказать, что это очень скучные, очень нудные и зачастую очень неприятные люди. А в моем случае они еще и представляют инвесторов, так как те настаивают на независимом заключении по поводу моего парка. Вы понимаете?

— Боюсь, что не очень, — признался Грант.

— Я объясню, быстро отозвался Хаммонд. — Им нужны заключения о моем парке. Это, как я уже говорил, уникальный, единственный в своем роде, заповедник, в который вложены громадные деньги. Инвесторы, в соответствии с вышесказанным, требуют, чтобы и заключения, точнее, люди, которые их дадут, были не совсем обычными…

— В каком смысле?

— Ну, скажем, это должны быть специалисты вашего уровня. В этом все дело. То есть, — давайте смотреть правде в глаза, — вы — лучшие умы в археологии, палеонтологии и, — он слегка поклонился Элли, — палеоботанике. Если бы мне удалось уговорить вас дать заключение по этому парку, а точнее, получить ваше одобрение, инвесторы продолжали бы финансирование проекта.

— Ничего не понимаю, — Грант пожал плечами. — Вы чего-то не договариваете. Почему ваших инвесторов должно удовлетворить наше заключение? Почему их интересует мнение палеонтологов? Что это за парк такой?

— О-о, это замечательный парк.

«Вы произносите эту фразу уже в пятый раз», — захотел сказать Грант, но промолчал.

— Он специально для ваших глаз, — продолжал Хаммонд. — Послушайте, а почему бы вам обоим не съездить туда на уик-энд? У меня наготове реактивный самолет…

— Очень жаль, но мы вынуждены отказаться, — разочарованно вздохнул Грант. Он не думал, что разговор сведется к банальному приглашению на уик-энд. — Мы только что раскопали новый скелет и…

— Я мог бы полностью возместить все затраты на раскопки, — перебил Хаммонд, доливая в свой стаканчик шампанское.

— … и это очень неподходящее время.

— … в течение следующих трех лет, — просто закончил свое предложение бородач и обворожительно улыбнулся. — Ну что? Отдыхаем?

Стоит ли говорить, что они согласились.

* * *

Человек, появившийся в полдень на площадке летнего ресторанчика «Фламинго» на окраине Сан-Хосе, выглядел, как персонаж пародийной ленты о ЦРУ. Соломенная шляпа надвинута на самый лоб, черные пластмассовые очки скрывают глаза. Человек был одет в рубашку-гавайку кричащих цветов и бежевые «бермуды», заканчивающиеся на уровне острых костлявых коленок. Кожа — молочно-белая, выглядящая еще белее из-за обилия вокруг загорелых тел и яркого тропического солнца, выдавала в нем иностранца. В руке он сжимал ручку объемного кожаного, судя по всему, очень тяжелого саквояжа.

Остановившись у крайних столиков, человек начал затравленно оглядывать посетителей. Очки дико ему мешали. И вообще, он ощущал неловкость от незнакомой обстановки.

— Доджсон!

Услышав голос, человек вздрогнул, затем снял очки и принялся отчаянно вертеть головой.

— Эй, Доджсон!

Из самой гущи столиков вынырнула объемная рука. Тот, кого назвали Доджсоном, вздохнул с облегчением и направился к обедающему.

Френк Доджсон был достаточно известен в определенных кругах Лос-Анджелеса. Одни знали его как отъявленного контрабандиста, другие — как посредника, принимающего участие за определенный процент в некоторых, весьма сомнительных сделках. Третьи знали его как мошенника высокого класса. К этим третьим, разумеется, относились полицейские и федеральные агенты. Именно поэтому у Френка Доджсона были очень веские причины сохранять инкогнито. Кроме того, в оттягивающем руку тяжеленном саквояже лежало семьсот пятьдесят тысяч долларов. Сумма вполне достаточная для того, чтобы первый же блюститель порядка доброжелательно поинтересовался, что же делает здесь янки с такой суммой денег наличными и заявлены ли они в таможенной декларации. А так же и тем, не значится ли уважаемый джентльмен в списках Интерпола. Скорее всего, никакими крупными неприятностями это Френку не грозило бы, но кому, вообще, нужны неприятности, да еще и в чужой стране.

По прибытии в Коста-Рику Доджсон с ужасом понял, что одеяние, — ничем, по его мнению, не должное отличаться от одежды местных жителей, — выглядит аляповатым шутовским нарядом. Теперь Френк мечтал лишь об одном: быстрее сделать свое дело и очутиться в родном знакомом Лос-Анджелесе, в своей квартире, в обширной ванной, наполненной пахучей розовой искрящейся пеной, с банкой ледяного пива в руках. Пока же от него воняло потом, его то и дело кусали какие-то мошки и, вообще, жизнь была отвратительна.