Нарциссизм мужских стремлений закладывается с ранних лет и подкрепляется СМИ, сверстниками и родительским молчанием, а также девочками, которых тоже с ранних лет учат ставить мужские потребности и желания выше своих[174]
. Брендон, третьекурсник колледжа Пенсильвании, вспоминает, как другие парни скандировали его имя, когда он вошел в спортзал старшей школы на следующий день после потери девственности. «Меня даже замутило, — сказал он. — Думаю, многие парни попадали в такую ситуацию, когда тебя все чествуют, но внутренне ты бы предпочел сквозь землю провалиться. Что делать: если хочешь веселиться, нужно прятать свои чувства». Впоследствии у Брендона сформировалась репутация «хорошего парня» среди однокурсниц. Они считали его безопасным вариантом для легких отношений, основанных на полном обоюдном согласии, так что у него было много партнерш. Но это не принесло ему счастья.«Что мне сходило с рук, но не сошло бы другим, только потому что я “хороший парень”? — задумался он. — Например, если парень первым достигнет оргазма, его редко заботит, чтобы девушка тоже кончила. А я это делал. Я никогда не слышал, чтобы девушка требовала этого от парня. То есть стандарт настолько низкий, что достаточно приложить минимум усилий, и тебя уже называют приличным человеком, хорошим парнем. И хотя я до сих пор иногда пристаю к девчонкам пьяный или под действием наркоты, не заботясь о согласии, я все равно остаюсь “хорошим парнем”, потому что другие парни творят просто
Но ведь каждый
Некоторые парни, с которыми я беседовала, прекрасно понимают, что перешли черту, но (особенно когда их действия почти ничем не отличались от изнасилования с применением силы) они не знали, что с этим делать. Реза, второкурсник Бостонского колледжа (см. главу 2
), насчитал девять связей в старшей школе, когда он, по его собственному выражению, оказался «в серой зоне». На одной вечеринке девушка сказала ему, что приняла лекарство, от которого у нее слабость и головокружение, но он проигнорировал ее слова: «В одно ухо влетело, из другого вылетело. Я об этом даже не задумался». Через какое-то время он уже трогал ее грудь под одеялом. «Она говорила: “Да! Да!” Но когда девушка встала, она на ногах не держалась. И я подумал: “Черт!”» На следующий день Реза написал ей и извинился, но она вообще не смогла вспомнить их встречу и попросила не рассказывать, что произошло. «Я чувствовал себя ужасно, — вспоминал парень. — До сих пор не отпускает. Понимаете, я постоянно думаю обо всем этом. Когда агрессия становится чересчур агрессивной? Где та грань, которую нельзя переступать? Что считается приемлемым? Родители учили меня уважать женщин. Но это то же самое, что сказать человеку, который только учится водить машину, чтобы он не наехал на старушку, а потом вручить ему ключи. Конечно же, ты думаешь, что не наедешь ни на каких старушек. Но водить ты все равно не умеешь».Иногда, слушая таких ребят, как Реза, я замечаю за собой, что прощаю им все их проступки — ну не трагедия же произошла. И правда ведь мир не рухнул: это самые настоящие подростки, неловкие и неопытные, они только учатся жить. Но что, если их обучение идет в ущерб девушкам? Что, если мои личные стандарты, как женщины, искривлены моим собственным опытом насилия? Я говорю не об изнасиловании, а о многочисленных случаях, когда мне свистели вслед на улице, лапали в метро, когда приходилось убирать мужские руки на вечеринках или стараться «обезопасить» себя на свиданиях. Это не вовсе микроагрессия, а