Когда он гадал, что же все-таки сказать жене, горничная сообщила:
– Мистер и миссис Перкис.
Бинго, бродивший в муках по комнате, наткнулся сослепу на столик, опрокинув вазу, три фотографии и чашу с сухими лепестками. Раздался звук, напомнивший взрыв; и, очнувшись, Бинго увидел, что начальник его – мутно-зеленый, а под глазами у него круги.
Поморгав немного, гость спросил:
– Мы вам не помешали?
– Что вы, что вы! – отвечал Бинго. – Я думал, вы больны.
– У меня болела голова, – сообщил Перкис, – от того, что я поздно лег и сидел на сквозняке. Помните, вчера, в клубе? Как мы удивились, взглянув на часы!
При звуках этих слов Бинго показалось, что скрытый оркестр начал свое дело, а откуда-то донесся запах фиалок и резеды. Макаронина, в последнее время заменявшая ему позвоночник, обрела неожиданную твердость.
– Да-да, – сказал он. – Помню!
– Как время бежало!
– И верно. Заговорились о делах…
– Что может быть увлекательней?
– Поистине ничего!
– Вы сказали…
– Я сказал…
– …насчет гонорара за рассказ.
– Да?
– Ну как же! Десять фунтов. Может, я ошибся?
– Нет-нет! Конечно, конечно.
– Можно их сейчас дать. А то вся эта бухгалтерия…
Перкис застонал, хотя не так, как стонал недавно Бинго, но тоже неплохо.
– Пожалуйста, – произнес он, дал десятку, и тут появилась миссис Бинго.
– Джулия! – вскричала она. – Ты не поверишь! Алджи сказал «Кот»!
– Кот?
– Ты подумай! Идем туда, быстро! Он еще раз скажет.
Бинго глядел на нее, как Артур на Гиневеру.
– Разреши?
– Да, что?
– Я ненадолго тебя задержу. Когда ты убежала, как кролик из западных прерий, я как раз собирался тебе кое-что сообщить. Если ты спросишь нашего гостя, он тебе скажет, что я не прятался в бочках, а сидел с ним в клубе. Мы обсуждали редакционные дела. Работа для нас не ограничивается пребыванием в издательстве. Мы, собственно, не думаем о времени.
Все помолчали. Потом миссис Бинго пошатнулась. Глаза ее были полны слез.
– О, Бинго!
– Я считал необходимым тебе это сказать.
– Кроличек, прости!
– Хорошо, хорошо. Я не сержусь. Так, обидно.
– Я подам в суд за клевету!
– Ах, не стоит! Обдай его холодом, и все. Что с него возьмешь? Вряд ли и десятку. Да, кстати! Я тебе обещал для Алджи. Возьми, а то забуду. С этой работой забываешь буквально все. Миссис Перкис, я вас задерживаю. Вы спешите к Алджи.
Дамы удалились. Бинго обернулся к Перкису. Взгляд его был суров.
– Перкис, – сказал он, – где вы были пятнадцатого июня?
– Да с вами же! – ответил Перкис. – В клубе.
– А я был с вами. Незабвенный вечер! Что ж, войдем к Алджи, послушаем, что он скажет о котах.
©
Большой бизнес
В углу зала «Отдыха удильщика» разгорелся бурный спор между Светлым Элем и Бархатным Портером. Их голоса звучали все более гневно.
– Мис-си, – сказал Светлый Эль.
– Ми-сси, – сказал Бархатный Портер.
– Спорю на миллион фунтов: мис-си.
– Спорю на миллион триллионов фунтов: ми-сси.
Мистер Муллинер снисходительно поднял голову от своего горячего виски с лимоном. В подобных случаях ему обычно отводилась роль арбитра.
– О чем спор, джентльмены?
– Об этой песне, о «Мис-сисипи», – сказал Светлый Эль.
– О «Ми-ссисипи», – отчеканил Бархатный Портер. – Он говорит, что надо петь «мис-си», а я говорю «ми-сси». Кто прав?
– По моему мнению, – сказал мистер Муллинер, – вы оба правы. Мистер Оскар Хаммерстайн, написавший эту лучшую из всех подобных песен, предпочитал «мис-си», но, насколько мне известно, оба варианта считаются одинаково верными. Мой племянник прибегал то к первому, то ко второму, в зависимости от настроения.
– Это который племянник?
– Реджинальд, сын моего покойного брата. Он постоянно исполнял эту песню, и в момент внезапного перелома в его судьбе был как раз приглашен исполнить ее на ежегодном деревенском концерте в Нижних Болтунах-на-Виссере в Вустершире, где находилось его скромное жилище.
– В его судьбе, значит, наступил внезапный перелом?
– И самым замечательным образом. Как-то утром он вполголоса репетировал свой номер над яичницей с грудинкой, как вдруг услышал стук почтальона и подошел к входной двери.
– А, привет, Багшот, – сказал он. – Бери-ка сундук.
– Сэр?
– Тащи этот тюк.
– Какой тюк вы имеете в виду, сэр?
– Выпей немножко, и ты… Ах, извините, – сказал Реджинальд. – Я думал о другом. Забудьте, что я говорил. Это письмо мне?
– Да, сэр. Заказное.
Реджинальд расписался в получении и, перевернув его, увидел на обороте, что письмо было отправлено Уотсоном, Уотсоном, Уотсоном, Уотсоном и Уотсоном из Линкольнс-Инн-Филдс, этой обители лондонских нотариусов. Он вскрыл конверт и нашел внутри послание с просьбой безотлагательно навестить эту шайку в удобное для него время, и тогда он услышит нечто к своей выгоде.