— Стиль и язык написания ужасен, вы должны были поработать над ним, прежде чем садиться за перо, — совершенно спокойно произносит мужчина, а я готова упасть в обморок, вся белея от осознания собственной никчёмности. — Видно, что эта написала девушка, немного добившаяся в жизни, — я не рыдаю, нет, я в порядке. — Главный персонаж чересчур идеальный под конец, хотя вначале он представлен откровенным отморозком, использующим девушек, — каждое слово — удар по моему самолюбию. — Главная героиня…я вас не знаю, но подозреваю, что вы просто запихнули себя в роман, чтобы позабавиться с плохим мальчиком и перевоспитать его, — задумчиво проводит он рукой по подбородку, поглаживая небольшую щетину.
Я не знаю, что мне делать. То ли рыдать, то ли сгорать от гнева к этому человеку, который разрушил всё то, что я писала, все мои мечты и намерения. Я пессимист, ужасный пессимист.
— Простите, что вмешиваюсь, — звучит знакомый бархатный голос рядом со мной. — Я ведь не представился вам, когда вы подошли. Я — Стефан Сальваторе, — протягивает руку он для рукопожатия, на что мужчина открывает рот, а спустя некоторое время пожимает руку в ответ.
— Здравствуйте, — нервно сглатывает мужчина, на что мне хочется улыбаться. — Сальваторе? — переспрашивает он.
— Да, прихожусь сыном Джузеппе Сальваторе, но дело не в этом. Я хотел бы вступиться за роман Елены, — заявляет Стефан, а я горю счастьем изнутри, хотя он ещё ничего не сказал. — Не надо быть такими категоричными к молодым дарованиям. Вы только представьте, если бы настоящим гениям мировой литературы в детстве запретили садиться писать свои маленькие истории только потому, что сначала у них не выходило шедевров?! Все с чего-то начинают, и да, возможно, не всем дано выпустить свой первый роман, который поразит абсолютно всех, — на этих словах мне стало немного обидно, но я решила просто слушать дальше этого философа. — На счёт стиля написания то же самое. Предполагаю, что всё приходит со временем, а Елена так молода, всего 22 года, а уже попала в список бестселлеров, — он даже запомнил мой возраст, хах. — Неспроста ведь люди покупают её роман, значит, он чем-то цепляет, в нём что-то, да и есть.
— Люди покупают абсолютно всё, мистер Сальваторе, даже низкосортные романы с отсутствием нормальной идеи, ужасным языком и присутствием несусветной похабщины, говорю не о вашем творении, мисс Гилберт, — поспешно добавляет Кэрол Смит, кинув на меня взгляд тёмных глаз, а я облегчённо выдыхаю. — Я встречал на своём веку кучу ширпотреба. Ох, сколько лишних листов распечатано в типографии. Ваш роман не так уж плох, как и не очень хорош. Сюжетные повороты меня впечатлили, впечатлило и раскрытие героев, но вот только я сомневаюсь в самих персонажах, и язык, мисс Гилберт, поработайте над ним. Меньше картонных персонажей.
— Я очень ценю вашу критику, мистер Смит, — произношу я хоть что-то впервые за это время, еле разлепив застывшие губы.
— За что вас можно поблагодарить, мисс Гилберт, так это за шутки, ох, как я смеялся, — вдруг захохотал он, а я, как дура, смогла выдавить из себя пару смешков, пропитанных истерическими нотками. — У вас превосходное чувство юмора. Возможно, поэтому столько людей и купили вашу книгу. Драма и тут же юмор — наиболее предпочитаемая людьми смесь, особенно, молодыми людьми, — посмотрел критик на Стефана, непринуждённо продолжавшего обнимать меня за талию. — Не жалею о потраченном времени на прочтение вашего произведения, — обращается ко мне мужчина, на что я расплываюсь в улыбке. — Всего хорошего. Передайте вашему отцу наилучшие пожелания, — обращается Кэрол Смит к Стефану.
— Обязательно, и вам всего доброго.
Мужчина уходит, в то время как мне хочется танцевать от счастья.
— Если бы не я, он утопил бы тебя, как кильку в консервной банке, — шепчет Стефан, как только критик уходит обратно к своему месту.
— Одно твоё имя и строгий критик превращается в мягкого советчика, удобно, — фыркаю я.
— Поэтому я и не хотел, чтобы меня узнавали. Но теперь, похоже, не выйдет прятаться. А так я как бы врач из Сиэтла.
— Ахаха, тебя занесло так далеко, — вдруг смеюсь я.
— Ага, а теперь я просто безработный папенькин сынок, — тяжело выдыхает он, и я поднимаю на него свой взгляд.
— Скажи, что ты из эскорта, ахах, — смеюсь я, внезапно повеселевшая.
— Меня отец зарежет, если узнает. Поэтому я это и делаю. Не собираюсь его зелёные бумажки брать. И так заработаю сам.
— Но ты ведь, как проститутка. Ты целуешься и спишь за деньги, — говорю я разумные вещи.
— Тише, — шикает он на меня, оглядываясь. — Спать приходится лишь в крайних случаях. Но лучше быть проституткой, чем воровать и грабить невинных людей.
— Что? — глупо хлопаю я глазами, не совсем понимая, что он имеет в виду.
— А ты думаешь, как живут богачи? Кого-то убирают, к кому-то подмазываются, чтобы загрести побольше денег. И не надо смотреть на меня, как на чудо природы, я ведь серьёзно.