Пароль не нужен

Владивостокский ипподром

Прекрасны дни приморской осени. Солнце не жарит; воздух густой — резать можно, светлый, пляжи усыпаны телами купающихся, порыжелая тайга по склонам сопок высветлена и кажется звонкой и гулкой.

Трибуны ипподрома в эти дни забиты до отказа.

— Вы чувствуете вокруг нечто толстовское? — спросил Фривейский Исаева. — Бега, Каренина, детские проблемы человеческой верности и родительских привязанностей. Как все это давно было, господи...

Они сидели в ложе возле правительственной трибуны. Спиридон Дионисьевич, как доверительно объяснил Фривейский, сейчас за городом — подписывает контракт с фирмой «Унси» по вывозу древесины из бухты Ольги для спичечных фабрик Японии. Николай Дионисьевич с Ванюшиным приглашены купцом первой гильдии Бриннером на яхту «Светлана». Бриннер сегодня празднует день рождения своего младшего сына Юлия. Сероглазый крутолобый красавец мальчик — любимец самого богатого человека Приморья. Там же, у Бриннеров, американский консул, от которого ни на шаг не отходит французский атташе. По-видимому, генерал Тачибана поручил ему наблюдать за американцем — не договорился бы о чем с Меркуловым-младшим.

Фривейского узнавали. Военные козыряли ему, штатские, еще издали содрав котелок, почтительно торопились пожать руку личному секретарю премьера.

— Объявляю второй заезд, — прокричал в громадный мегафон ведущий. — Вместо Смарагда, объявленного в программе, пойдет Изидра под управлением жокея Рооша.

— Изидра ничего, — прилаживая бинокль, сказал Фривейский, — пожалуй, я буду ставить на нее.

— Не советую.

— Отчего?

— Она стоит в первой четверти.

— Откуда такие сведения?

— Слишком резва. Молодость я ценю в женщинах, в лошадях мне ближе опытность.

— Ах вы, повеса, — улыбнулся Фривейский, не отрываясь от бинокля. — Но какие стати, послушайте! Нет, нет, я играю Изидру.

— Пари?

— Зря вы... Имейте в виду — выиграю.

— Может быть. И тем не менее. Я сегодня буду три раза играть на пари и четыре раза на тотализаторе.

— Отчего такая странная цифра?

— В сумме получается семь, а семерка похожа на лебедя.

— Исаев, вы пишете стихи?

— Не вгоняйте меня в краску.

— Сколько ставите против меня?

— Десять долларов.

— Не сходите с ума. Пять — от силы. Мне жаль вас. На кого вы?

— Я сыграю на Савредону.

— Господа, — обратился Фривейский к двум генералам из генштаба, сидевшим рядом, — прошу вас быть свидетелями того, как я отговаривал Исаева от пари.

Фривейский отошел к окошкам тотализатора и поставил деньги на свою лошадь. Исаев видел, как крепко были зажаты билеты в маленькой и потной руке секретаря правительства. Не жарко, а у него все одно испаринка на висках проступила. Это значит — волнуется Фривейский. А как же ему не волноваться? Он не купец, у него доходы только от кабинетной работы.

Прозвучал колокол. Кони приняли старт. Ипподром сначала исподволь, сдержанно, а потом все ровней и ровней начал шуметь — поддерживали фаворитов: каждый своего. Лица некоторых зрителей застыли, другие враз употели до серебряной испарины на лбу, третьи орут что есть мочи. Исаев аж на стул вскочил, вопит, руками над головой машет; Фривейский, наоборот, вдавился в свое кресло, сжался комочком.

Казалось, что лошади еле-еле бегут — так обманчиво видится с трибуны все происходящее на гаревой дорожке. И то, что жокеи стегают по крупам взмокших лошадей, и то, что коляски их раскачивает из стороны в сторону, словно челноки на волне — так стремительна скорость, набранная за три первые четверти круга, и то, что они гортанно кричат на лошадей злыми голосами, — все это кажется декоративным, как и средневековые наряды наездников.

Первой пришла Изидра. Фривейский вытер лицо тугим платком голландского полотна.

— Ну-с, — сказал он тонким голосом, — денежки просим на ладошку!

— Алчны вы.

— Ух, алчен! — хохотнул Фривейский. — Господа, извольте засвидетельствовать от сплетен — я предупреждал Исаева и отговаривал от пари.

Генералы завистливо смотрели на Фривейского, который всеми силами старался скрыть радость. Но она прет из него: деньги, выигранные на бегах, — особые деньги, они будто сухое шампанское — легки, игристы, хмельны.

— Послушайте, Макс, — впервые за все время знакомства назвал его Фривейский по имени, — а вы, оказывается, игрок?!

— Вы близки к истине, — усмешливо ответил Исаев.

— Ну, продолжим наши игры?

— Я ставлю на Реганду-вторую.

— Это кляча. Снова проиграете.

— Пари! — предложил Исаев.

В это время к Фривейскому подбежал толстенький мальчик в гольфах — пальцы потные с обгрызенными розовыми ногтями в дешевых перстнях. Мальчик трется возле конюшен, продает фаворита. Аполлинэр говорил, что мальчик порой уносит по тысяче и больше. Наклонившись к Фривейскому, мальчик что-то быстро прошептал тому на ухо.

— Да? — переспросил Фривейский. — Точно?

Мальчик шепнул что-то еще, быстрое, и убежал к кассам тотализатора. Фривейский, побледнев, достал из кармана толстую пачку ассигнаций и заторопился следом.

— Фаворита получил, — услыхал Исаев презрительный шепот генералов у себя за спиной.

Фривейский вернулся быстро и сел на краешек стула.