— Говорю же, порезалась, — а сама порадовалась, что ночью он ничего не заметил.
— Я понял, — отозвался Алекс, таким тоном, что не оставалось сомнений: на самом деле понял, все и сразу. Руку мою не выпустил. — Закрой глаза, — распорядился он.
— Зачем?
— Потому что вид стягивающейся плоти не для слабонервных.
— Стой! — возмутилась я. — Сейчас? Тебе, наверное, еще нельзя!..
Алекс одарил меня таким взглядом, что я быстро прикусила язык.
— Давай, я сам буду решать, что мне можно или нельзя, — сказал он. — Ты же не спрашивала моего разрешения, когда резала себе руку.
— Ты был несколько далековато, — проворчала я.
— А теперь здесь, — отрезал он, — так что не обсуждается.
— И я не слабонервная, — запоздало обиделась я.
— Верю, — на этот раз покладисто согласился Алекс, вертя мою ладонь и так, и эдак, внимательно вглядываясь в порез, — слабонервная так себя не саданет.
— У меня не было выбора, — и какого черта я оправдываюсь?
— И в это верю, — вздохнул Алекс. — Так что, закрывать глаза будешь? — я решительно замотала головой. — Ну, как хочешь.
Моя раненая конечность лежала на одной его ладони, вторую он занес над ней и остановил в сантиметрах пяти, не касаясь. Снова это уже знакомое мне тепло, как от синей лампы.
Я сглотнула. Все-таки он был прав, картинка та еще.
Ксюша тоже оказалась права насчет связок, которые, как она пугала, могут обнаружиться у меня уже в плече. С плечом она, конечно, загнула, но от запястья что-то начало двигаться под кожей. Черт, как черви!
Я зажала рот свободной рукой и отвернулась. Алекс бросил на меня короткий взгляд, мол, то-то же, но промолчал, не отрываясь от процесса. Ладонь загорела сильнее и начала чесаться, причем так сильно, что я заерзала.
— Потерпи, почти все, — шикнул Алекс. — Все, готово.
Я немедленно поднесла руку к носу. Целая, совсем как новая. Но, вспомнив, как я любовалась своей исцеленной ногой, пока Алекс оседал на пол, я тут же осадила себя и тревожно всмотрелась в него.
— Ты как?
Он дернул плечом.
— Нормально.
Я знала, что соврал, и его силы еще не до конца восстановились для новой энергопотери, но промолчала. Обвила его шею руками и уткнулась носом ему в плечо.
— Я здорово вчера за тебя испугалась.
Алекс хмыкнул.
— Но испуг, кажется, не то, что может тебя остановить.
— Я ничего толком не сделала, — запротестовала я незаслуженной похвале.
— Ты сделала больше, чем думаешь, ты вернула мне часть, как мне уже казалось, навсегда потерянной семьи.
Глава 19
Голоса на кухне не смолкали. Ксюша и Гриша что-то оживленно обсуждали, но я не вслушивалась. Не люблю подслушивать чужие разговоры (разговор Алекса с бывшей женой не в счет!) и перебивать на полуслове тоже. Поэтому я устроила Алексу экскурсию по Ксюшиным хоромам, показала ванную и отыскала полотенце. Бывала я у подруги в последнее время нечасто, но всегда чувствовала себя как дома. Ксюша была одной из немногих моих подруг, у кого я могла бессовестно залезть в шкаф или, скажем, в холодильник, причем обеими это воспринималось как должное.
Поборов желание отправиться в душ вместе, я пошла складывать одеяла, которыми укрывались ночью. Глаза все еще слипались, но мне было как-то совестно завалиться спать, когда все уже на ногах.
После возвращения Алекса тоже наведалась в ванную, и мы уже вдвоем пошли на кухню.
— ...Ах так значит?! — голос Ксюши звенел от возмущения. — Вид у меня податливый?! Присушить — раз плюнуть?!
— Ой, нечего строить из себя монашку, — отвечал Гриша. — Я не виноват, что у тебя на лбу все написано!
Я замерла в дверях кухни. Бедный Гриша, ему не жить. И смертоубийству я мешать не буду.
Я оказалась права.
— У тебя на лбу сейчас моя сковорода будет!
— Может тебя к этой самой сковороде «присушить»? — не сдавался Григорий. — Будешь ее холить и лелеять и в постель с собой брать.
— А ты, похоже, только и умеешь, что с кухонной утварью спать, а не с живыми женщинами!
Я посмотрела на Алекса в безмолвной мольбе, мол, помоги прекратить этот цирк. Он понимающе кивнул, скривился, будто съел лимон, и толкнул дверь кухни.
— Да ты сама как поварешка... — при виде нас Гриша оборвался, замолчал и мгновенно покраснел до корней волос.
Алекс осуждающе покачал головой.
— Гриш, тебе сколько лет, а?
В этом я была полностью солидарна. Услышав такой содержательный разговор, могло показаться, что ругаются учащиеся младших классов.
— Она сама виновата, — снова очень «по-взрослому» брякнул Гриша.
Алекс закатил глаза, положил брату руку на плечо и вынудил сесть на место, с которого тот вскочил под воздействием эмоций.
— Выдохни и сосчитай до десяти, — посоветовал он.
Ксюша, обрадованная неожиданной поддержкой, тут же показала поверженному Грише язык.
М-да... Мы с Алексом обменялись красноречивыми взглядами.
Присушка присушкой, но Григорий Ксюше на самом деле нравился, мой опытный глаз не мог ошибиться. Да и не стала бы она так обмениваться нелепыми оскорблениями с человеком, который ей неприятен, молча бы плюнула и ушла.
Поняв, что Ксюша занята продолжением перепалки, но на этот раз мысленной при помощи возмущенных взглядов, я решила сама заняться подготовкой завтрака.