Пароль: рододендрон

— Это разумно, — пришлось приложить усилия, чтобы голос прозвучал ровно. Мне захотелось сказать ему так много, все то, что не успела или постеснялась, но я понимала, что сейчас не время и не место, и мы не одни.

— Не переживай, — преувеличенно бодро сказал Алекс, — когда все закончится, я тебя найду.

Когда все закончится? Сколько уже длится эта свистопляска? Больше трех месяцев? А сколько еще может продолжаться?

Я выключила эгоизм усилием воли и спокойно кивнула:

— Я знаю.

* * *

Я сидела на диване, забравшись на него с ногами и обхватив руками колени. Ксюша собирала вещи в другой комнате, Нафаня прошествовал с ней с деловитым видом, Алекс о чем-то разговаривал на кухне с Гришей, а я самоустранилась, уйдя в ту комнату, где мы провели ночь.

Глаза несколько раз предательски пощипывало. Глупо, ребячески. Но чувство, что меня бросают, не оставляло. Неужто я превращаюсь в глупую бесхарактерную... бабу? Встряхнись, Кирка, сколько раз ты осуждала подобную прилипчивость, так неужели сейчас уподобишься?

Дверь скрипнула. Вошел Алекс, остановился на пороге, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Почему ты ушла?

Я пожала плечами.

— Ксюша пошла собираться, вы обсуждали дела магические. А мне, во-первых, нечего собирать, во-вторых, к магии я не имею отношения.

— Поэтому решила сбежать ото всех и закрыться одна в комнате?

Я с вызовом вскинула голову, но ответила спокойно:

— Я давно не боюсь оставаться одна.

Алекс хмыкнул каким-то своим мыслям, подошел и сел рядом, но не касаясь. Заглянул в глаза.

— Ты думаешь, что мы больше не увидимся? — напрямик спросил он. За это я его особенно уважала: Алекс мог говорить прямо такие вещи, на которые я бы никогда не решилась.

Я снова пожала плечами:

— Как карта ляжет.

Я уже давно поняла, что слово «никогда» — опасное, и когда мы о чем-то зарекаемся, судьба все равно сталкивает нас с этим снова и снова.

Алекс помолчал, опустил глаза на сцепленные на коленях руки. Я же вскинула брови: я впервые видела, чтобы он тщательно подбирал слова.

— Ты мне очень помогла, — сказал, наконец, Алекс, — больше, чем ты думаешь. Когда долго остаешься один, начинаешь терять веру в людей. И тогда, в твоем подъезде, ты действительно меня спасла.

— Ну-ну, — фыркнула я.

— Я серьезно, — он протянул руку и повернул мое лицо к себе за подбородок. — То, что кто-то может броситься тебе на помощь, ничего не ожидая взамен, бесценно.

— Я многое получила взамен, — призналась я.

Алекс прищурился:

— Например, научилась признаваться в чувствах?

— И это тоже, — буркнула я. Самой не верилось, этот человек за такой короткий срок вытянул из меня больше признаний и нежных слов, чем все мои предыдущие мужчины вместе взятые.

— Отлично, — продолжил он логическую цепочку, — а если научилась, то прекрати играть в гордую женщину и выскажи мне все, что на самом деле думаешь?

Ну уж нет, слишком унизительно.

Я упрямо промолчала.

— Л-ладно, — Алекс встал, засунул руки в задние карманы джинсов и несколько раз прошелся передо мной, — давай я сам. А ты меня исправишь, если я ошибаюсь? Хорошо?

— Ладно, — эхом повторила я.

— Мое желание тебя уберечь и выслать подальше из города, ты воспринимаешь, как попытку избавиться от тебя...

— Я!.. — попробовала я было возмутиться, но Алекс предупредительно поднял руку и вежливо попросил:

— Давай я закончу, а потом ты выскажешь свое «фи», — я прикусила губу, всем своим видом выражая протест, но замолчала. — Отлично. Так вот, ты понимаешь, что, скорее всего, неправа, видишь логику моего решения, но маленькая обиженная девочка в твоем подсознании все равно бунтует. Поэтому ты и ушла из кухни, чтобы отсидеться и привести голову в порядок и — не дай боже! — высказать мне хотя бы слово в укор, — он, что, меня насквозь видит? — Кроме того, ты почему-то решила (тут уж я понятия не имею почему), что мы больше не встретимся. Допускаешь, что сейчас мне не безразлична, но искренне считаешь, что, в случае удачного исхода, я умотаю в свою Германию, или где там, по твоему, меня носит, и не вспомню о твоем существовании. Это еще один повод, почему ты ушла и закрылась. Не хочешь навязываться и боишься показаться слабой, — я хмурилась, но пока держалась. Алекса же еще больше понесло на красноречие: — И ты не подумала, что я могу тоже что-то чувствовать. Что мне может быть неприятна твоя холодность и попытка закрыться. Что меня, в конце концов, могут убить, а ты не сказала мне то, что думаешь, только потому, что пыталась сохранить лицо.

Вот теперь я вспыхнула. Вскочила с насиженного места.

— Да от моего лица и от моей гордости уже ничего не осталось! — выкрикнула я, уже не особо заботясь, что нас могут услышать не только Гриша и Ксюша, но и соседи. — Какое, к черту, лицо?! Я просто не хочу реветь у тебя на плече, от того, что не хочу с тобой расставаться даже на час, потому что верю, что тебе тоже паршиво, и считаю, что не имею права взваливать на тебя еще и свои переживания!

Я попробовала ударить его кулаком в грудь, но он перехватил мои руки за запястья. Миг глаза в глаза.

— Ты на все имеешь право.