Пароль: «Тишина над Балтикой»

— Зачем? Я сброшу твой труп в море, и дело с концом. Одним предателем меньше станет. Итак, я считаю: раз, два…

Рядом хлопнул негромкий выстрел. Дитрих упал лицом вниз и не шевелился. Его затылок обагрился кровью.

По звуку «Ферзь» определил, что точку в споре поставил дамский «браунинг» Сильвии. Она предупреждала, что будет ждать окончания встречи неподалеку на всякий случай.

«Метко стреляет, чертенок», — подумал разведчик, наклонившись, чтобы осмотреть убитого, а вслух спросил:

— И что мы теперь будем делать, майне Зюссэ?

Радистка вышла из зарослей кустарника и быстро ответила:

— Да, я — твоя сладость. А ты — моя. И мне очень не хотелось, чтобы вместо этого негодяя здесь лежал убитым ты.

— Кто тебе сказал, что он меня бы убил? Я не дал бы продырявить себе голову. Он бы и не выстрелил. Это лишь пьяная бравада.

— Береженого Бог бережет, говорят русские. Дитрих начал подозревать тебя в двойной игре. Поэтому сам из игры вышел. Наверху на дороге осталась его машина. Давай перенесем труп туда, а машину сбросим с обрыва в море. Места здесь глубокие, утонет, никто и не узнает.

— Надо еще проверить, не поджидает ли и его кто-нибудь, как ты меня, — предусмотрительно сказал «Ферзь».

Через неделю он встретился в Барселоне с Тихоновым. Тот пришел на встречу с тростью в руке, сильно хромая на правую ногу.

— Что с вами случилось? — с сочувствием в голосе поинтересовался «Ферзь».

— Ранен был. Не получается у меня уходить от германских бомбардировщиков подобру-поздорову: в прошлую войну попал под бомбы на острове Даго и получил «пробоину» в груди. То же самое недавно случилось в Мадриде, но теперь пострадала нога.

— Как это произошло?

— В общем, ничего из ряда вон выходящего. Как-то, провожая на позиции танковый батальон с русскими танкистами, я оказался на окраине Мадрида. Когда последняя машина в колонне отъехала довольно далеко, небо будто задрожало. Кто-то из испанцев закричал «Фасистас авион!», а из-за низких туч медленно выплыли три «юнкерса». Бомбардировщики, похожие на гигантских рыбин, достигли окраины, и пронзительный свист прорезался сквозь рев моторов. Тотчас же загрохотали разрывы. Меня будто железным прутом по бедру стеганули. Возможно, бомбежка повторилось бы еще раз, но стальные чудовища проскочили над вздыбленным местечком, тяжелый гул стих, и стали слышны удары о землю падающих с неба камней, дребезжащий полет черепиц и воющий женский плач. Штанина моя была мокрая от крови. Ремнем я перетянул ногу, чтобы уменьшить кровотечение, а подбежавшие санитары уложили в машину и отвезли в госпиталь. Картину бомбардировки итак запомнишь на всю жизнь, а у меня теперь и отметина на ноге осталась.

— Я искренне расстроен случившимся и надеюсь на ваше скорое выздоровление. Должен сообщить, что у меня тоже произошла неприятная история, — сообщил «Ферзь» и изложил случай с абверовцем.

Тихонов не на шутку встревожился:

— Полностью возлагаю ответственность на себя. Надо было страховать вас во всех случаях. Срочно поставлю задачу нашим судомеханикам, чтобы вышли на катерах в море и устроили показательный пожар со скандалом для привлечения внимания не в меру любопытных глаз к этому происшествию.

— Да, это не будет лишним.

— Как вы выкрутитесь из истории с убитым абверовцем? Его должны искать, а следы могут привести к вам.

— Вряд ли ко мне. Свидетелей того, что он пришел на встречу со мной нет. Я утверждаю, что не виделся с этим Дитрихом, и меня никто не сможет опровергнуть. Уверен, что он пошел выбивать из меня признание, не поставив никого в известность. Поэтому и напился для храбрости. В ведомстве Канариса знают, что Дитрих любил выпить, иногда мог переборщить. На всякий случай, если машину, затопленную под обрывом, найдут, то получат картину убийства с целью ограбления. Мы с Сильвией забрали ценные вещи и документы. Даже вентилятор из салона выдернули. Все, изъятое у фашиста, потом уничтожили. Так что, на мой взгляд, у Канариса ко мне не должно быть вопросов в связи с исчезновением его офицера.

— Что же, будем на это надеяться. Но следует усилить бдительность и временно прекратить сеансы радиосвязи с Центром. Пройдет шум из-за этого Дитриха, тогда продолжим работу.

— Хорошо. Когда мы можем увидеться в следующий раз?

— Пока не могу сказать. Меня предупредили, что срок моей двухлетней командировки заканчивается. Из Советского Союза кто-то должен приехать мне на смену, а я вернусь в Москву. Когда наступит ясность в этом вопросе, я вам сообщу.