Читаем Паром полностью

Паром

Альфонс Доде , Ник Писарев , Фазиль Абдулович Искандер

Святыня

Святыня не бывает ложной, Бывает ложным человек.С чужой святыней осторожней, Не верящий святыням век.Святыня дружбы и семейства, И чаши, из которой пил.Или языческое действо.Как вздох у дедовских могил.Там молятся дубовой роще. Здесь со свечой у алтаря.А где-то рядом разум тощий Язвит молящегося: — Зря!Зачем он простирает лапу, Чтобы ощупать благодать. Когда тысячелетним табу Не велено переступать?Бывает миг! Всего превыше. Когда душа творит сама.Под ритуальное затишье,В смущенной паузе ума.Но есть и злобная гордыня Высокий затоптать закон… Пустыню породит пустыня, Как скорпиона скорпион.Благословляю исцеленье От чревобесия гордынь Святынею уничтоженья Уничтожителей святынь.

Душа и ум

Когда теченье наших дум Душа на истину нацелит,Тогда велик и малый ум.Он только медленнее мелет.Душа есть голова ума,А ум — его живая ветка.Но ум порой, сходя с ума,— Я сам! — кричит, как малолетка.Своей гордынею объят.Грозит: — Я мир перелопачу! —И, как безумный автомат.Он ставит сам себе задачу.И постепенно некий крен Уже довлеет над умами,Уже с трибун или со стен Толпа толпе долбит: — Мы сами!И разрушительный разбег Однажды мир передраконит. …Вдруг отрезвевший человек, Схватившись за голову, стонет.Сбирая камни, путь тяжел.Но ум, смирившийся погромщик. Работает, как честный вол,Душа — надолго ли? — погонщик.

Памяти Чехова

Он был в гостях и позвонить домой Хотел. Но странно — в памяти заминка.А ощущалось это как грустинка.«Стареем, — он подумал, — боже мой.При чем тут грусть? Грусть — старая пластинка. Какой-то дрянью голова забита.Как редко, кстати, я звоню домой…»И вдруг припомнил — жизнь его разбита.

Цветы

И я любил свеченье роз,Бутонов вздернутые пики, Разбросанные после гроз,И сжатый аромат гвоздики.Весна, весна кому не лень Букеты за городом нижет,А одуревшая сирень Сама ломающего лижет.И в вазах жаркие цветы.Недолгие дары вокзалов,Как те хохочущие рты Над светлой влагою бокалов.Какие я букеты вез.Какие девы улыбались!Но чаши царственные розКак в страшном сне вдруг осыпались.И орхидея на груди.Слегка сладящая, как дынька… Скажу, господь не приведи.Тебя — гниение и линька.Оплот последней красоты Там, над альпийскою тропою, Простые горные цветы, Устойчивые к скотобою.