Паровой дом

Холм, в котором были вырыты 30 пещер, вырисовывался в форме полумесяца. Четыре храма, 24 буддийских монастыря, несколько менее важных гротов — вот памятники этой группы пещер. Человеческие руки уже давно начали использовать этот базальтовый карьер. Однако индийские архитекторы в первые века христианской эры добывали там камни вовсе не для того, чтобы создавать шедевры, рассеянные здесь и там по необъятной поверхности полуострова. Нет! Эти камни были вынуты, чтобы освободить пространство в этом массиве и, в зависимости от назначения, превратить образовавшиеся пустоты в «чайтьи»[60] или «вихары»[61].

Самым необычным из храмов был храм Кайлас. Представьте себе глыбу высотой в 120 футов с окружностью в 600 футов. Этот блок с невероятной смелостью люди вырезали в самой горе, изолировав его двором длиной в 360 и шириной в 186 футов, образованным за счет базальтового карьера. Во внешней части древние мастера выточили колонны, создали пирамидальные обрамления, округлили купола, скалу частично оставили, чтобы добиться четкости барельефа, где слоны, большие чем в натуральную величину, кажется, поддерживают здание все целиком. Внутри они оставили обширный зал, окруженный часовнями, свод которых возлежит на колоннах, отделенных от общей массы. Наконец из этого монолита они создали храм, который не был «построен» в полном смысле этого слова, но стал достойным сравнения с самыми чудесными творениями Индии и ничем не уступающим подземным гробницам Египта.

Этот храм, теперь почти заброшенный, уже тронут временем. Он поврежден в нескольких местах. Его барельефы частично разрушились, как и перегородки массива, из которого их вырезали. Храму не более тысячи лет. Но то, что для произведений природы всего лишь младенчество, для творений рук человеческих является старостью. Несколько глубоких трещин обозначились в левой боковой кладке фундамента, и в одно из этих отверстий, наполовину скрытое спиной одного из слонов-опор, незаметно проскользнул Нана, так что никто и не заметил его появления в Эллоре.

Расселина переходила внутри в темный узкий проход, который шел сквозь фундамент, углубляясь под селлу[62] храма. Там открывалось нечто вроде крипты[63], в ту пору сухой, служившей водосбором.

Как только Нана проник в проход, он издал условный свист и в ответ услышал подобный же свист. Это не было эхо. В темноте показался свет.

Тотчас появился индиец, держа в руке фонарик.

— Погаси свет! — сказал Нана.

— Это ты, Данду Пант? — спросил индиец и сразу же погасил свой фонарь.

— Я, брат!

— Ну как?

— Сначала дай поесть, — ответил Нана, — потом поговорим. Но, чтобы разговаривать и есть, мне не нужен свет. Возьми меня за руку и проводи.

Индиец взял руку Наны, увлек его в глубь узкой крипты и помог ему растянуться на куче сухой травы, с которой только что поднялся сам. Свист факира прервал его сон.

Этот человек, привыкший ориентироваться в темном убежище, вскоре нашел какую-то провизию, хлеб и что-то вроде паштета, приготовленного из куриного мяса, — блюда, очень распространенного в Индии, и флягу с полупинтой[64] крепкого напитка, известного под названием «арек», получаемого путем перегонки сока арековой пальмы.

Нана поел и выпил вина, не говоря ни слова. Он умирал от голода и усталости. Вся жизнь сосредоточилась в тот момент в его глазах, сверкавших в темноте, как у тигра.

Индиец, неподвижный как статуя, ждал, когда набоб заговорит.

Этот человек был Балао Рао, родной брат Наны Сахиба.

Балао Рао, старший брат Данду Панта, старше его всего лишь на год, обликом своим походил на него до такой степени, что их можно было перепутать. По духу это был вылитый Нана Сахиб. Та же ненависть к англичанам, та же хитрость при составлении планов, та же жестокость к пленным — одна душа в разных телах. Во время восстания братья не расставались. После поражения их приютил лагерь на границе Непала. И сейчас, связанные единой мыслью о том, как возобновить борьбу, оба были готовы действовать.

Когда Нана, наскоро подкрепившись, восстановил свои силы, он некоторое время лежал неподвижно, подперев голову руками. Балао Рао, думая, что ему нужно несколько часов поспать, хранил молчание.

Но Данду Пант поднял голову, схватил руку брата и глухим голосом произнес:

— Меня обнаружили в президентстве Бомбея! Губернатор оценил мою голову. Две тысячи фунтов стерлингов обещаны тому, кто выдаст Нану Сахиба!

— Данду Пант, — воскликнул Балао Рао, — твоя голова стоит дороже! Пожалуй, это цена моей головы, а не пройдет и трех месяцев, они будут рады получить обе наши головы за двадцать тысяч!

— Да, — ответил Нана, — через три месяца, двадцать третьего июня, будет годовщина той битвы при Плассее[65], столетняя годовщина которой, в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, должна была положить конец владычеству англичан и освободить солнечную расу! Наши пророки это предсказали! Наши барды это воспели. Через три месяца, брат, исполнится сто девять лет, а Индию все еще попирает нога захватчика!