Паровозик из Ромашкова

Затем чьи-то цепкие руки сорвали с Гельмута противогаз, и…

В ту же минуту помещение огласил возглас:

- Твою за ногу! Дитль, да это ж наш фриц!!!

- Как это «наш»? – раздалось из-за спины говорившего, и Вилли заметил, что нападавших

человек пять не меньше.

- Ну, дезертир!

Голос показался Вилли знакомым… А тот, что заговорил сразу после, так и вовсе он слышал

сотню раз. Дитль… Точно, Дитль! Так звали одного офицера Рейха, взявшего себе имя в честь

генерала вермахта. А это были никто иные, как «шталкеры» Рейха. Вот так встретились…

- Точно, Хелмут, предатель хренов!!! – зарычал Дитль.

- Я не предатель. И я не Хелмут, я – Гельмут! – отвечал решительно немец.

И одновременно вслед за этим прозвучало:

- Ты – труп!

И грянул выстрел. Пуля ударила Гельмуту точно в середину лба.

Вилли издал вопль ужаса, и в ту же секунду шнурованный ботинок со страшной силой ударил его

по лицу.

- А это тут наверняка Ваня.

И тут же чья-то рука резко и грубо стянула с Вилли противогаз.

- Он самый! – расхохотался Дитль. – Ну, козёл, как видишь, корешу твоему повезло – легко

отмучался. А вот тебя, скотину, мы донесём до «Тверской» целеньким и невредимым. И вот там, там, дружок, ты узнаешь, что бывает с дезертирами!

- Постойте, - обратился к командиру один из шталкеров, - мы же пришли в бункер! Но как нам

его теперь найти, когда вы потеряли карту?

- Точно! – хлопнул себя по лбу Дитль. – Чуть не забыл! Тогда, Иван, покажи нам сначала, где

бункер! Иначе всё самое интересное будет прямо сейчас.

- Я?! – ахнул Вилли, мигом вспомнивший русский язык. – Да я… Да мы сами не могли туда

попасть!

- Не хочешь товарищей выдавать, - кивнул Дитль, - оно и понятно. Ну, ничего, сейчас

заговоришь.

И неизвестно, чем бы это кончилось, но тут вдруг монолитная грозная дверь чуть скрипнула и

распахнулась, вспыхнул, ослепляя рейховцев, яркий свет, и тут же со всех сторон загремели

выстрелы.

* * *

Вилли не успел понять, что происходит, когда вокруг всё наполнилось ураганной пальбой, криками и отчаянной руганью.

Шталкеров было больше, но фактор неожиданности и фонарь решили всё. Вырвавшиеся из

дверей люди в считанные минуты расстреляли фашистов, потеряв лишь одного, убитого шальной

пулей.

Стоя над распростертыми телами врагов, один из них, сняв шлем, проговорил вдруг на чистом

немецком языке, какой слышал Вилли только от Гельмута:

- Ja, Rudolf… Die Idee mit den Landkarten war erfolgreich. Die Russen sind sert naiv!

- Наконец-то, - подумал, плача от счастья Вилли, - вот они, немцы! Родненькие! Живы, невредимы! Какое счастье!

Он вскочил, радостно закричал, размахивая руками, приветствия…

Ответом ему был запоздалый испуганный крик командира немцев: «Feuer! Feuer! » и дружный

залп всех стволов.

* * *

Лёжа на полу, Вилли чувствовал, как из его тела по капле вытекает жизнь. Стало холодно, и еще

почему-то остро захотелось горячего молока с медом. В кружащемся сознании появилась постель

и лежащий в ней десятилетний мальчик, больной ангиной. «Кусачий» махеровый шарф на шее и

исходящая паром кружка с отбитым фрагментом золоченого ободка. И – ласковый голос:

«Ванечка, сынок! Не упрямься! Пей лекарство…»

Он успел еще увидеть, как настоящие немцы, собрав с тел все, представляющее ценность, и

подняв своего погибшего товарища, удаляются обратно, в загадочную темноту бункера. Коротко

лязгнула металлическая дверь.

- Hilf mir! – хотел крикнуть Вилли, но с посиневших губ сорвалось лишь еле слышное русское:

«Мама!..»

И у мертвого посольства вновь воцарилась мертвая тишина.

Шёл 2033-й год…

МЕМУАРЫ ПРИЗРАКА

Рассказ в трех частях. Грустная история маленькой девочки из Франции, которая волей судьбы попадает в Москву.

Дочитав этот рассказ до конца, вы узнаете кем окажется эта девочка в первой книге Дмитрия Глуховского Метро

2033.

Часть 1. «Рассвет»

Запах свежей выпечки. Как же я его люблю. Это несравнимо ни с чем, когда просыпаешься

утром, вместе с первыми лучами солнца и чувствуешь сладковатый запах круассанов. И голос

мамы, которая зовет к завтраку с первого этажа. Я, вскочив с кровати, неслась, что есть сил, дабы съесть первый круассан нового дня. Мой отец был пекарем и наладил хороший собственный

бизнес. Наша “Boulangerie” располагалась в большой комнате первого этажа, недалеко от

Площади Нации. Это не был магазин-булочная, а всего лишь небольшое окно на улицу, куда

подходили люди, чтобы купить свежеиспеченный багет, но папины круассаны пользовались

большей популярностью. Ему с братом приходилось вставать задолго до рассвета, чтобы к

открытию испечь достаточное количество изделий. Очередь начинала выстраиваться за полчаса

до начала торговли. Вся выпечка уходила очень быстро, буквально, минут за 30-40. Почему все

так любили покупать у нас? Потому что, если человек пришел к нам, то за несколько секунд, он

получал заряд положительной энергии на весь день, начиная с приветствия моего отца и

заканчивая нежной, типичной для исконного парижанина, улыбкой, а также искренним

пожеланием «Bonne journee!», что в переводе означает: «Хорошего вам дня!». Да и потом, папа