Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]

Я нахально попытался стать третьим, но это закончилось весьма печально для пожилого господина в темно-сером дорогом пальто и желтых перчатках — ему пришлось очутиться под дождем.

Женщина, с которой мне довелось делить остановку, наверняка приехала в Берген из самой глубинки Западной Норвегии. Взгляд ее был прикован к асфальту, уголки рта опущены вниз, а на всем облике лежала печать отверженности и глубокой тоски, как будто она только и мечтала вернуться к земле, от которой ее оторвали. Солнце ее детства уже давно зашло за горизонт и никогда больше не появится из-за океана.

У стоящих под дождем в ожидании автобуса людей лица вообще были совершенно невыразительны, а черты лица нарисованы простым карандашом, и казалось, что в любую минуту их может смыть дождем.

Когда из тоннеля показался желтый рейсовый автобус, мы все сразу бросились к нему и, ворвавшись внутрь, постарались сесть как можно дальше друг от друга. Веселенькое утреннее сборище. Если бы кто-нибудь предложил нам сейчас исполнить радостную песенку, он был бы немедленно послан обратно в психушку, благо она была за поворотом.

Я вышел из автобуса около Центрального почтамта с чувством человека, выписавшегося из больницы после долгой тяжелой болезни. Я отправился в Полицейское управление и поинтересовался, на месте ли Данкерт Мюус. Да, на месте, но не испытывает желания видеть меня.

— Тогда ему придется закрыть глаза, — улыбнулся я плешивому дежурному и направился к лифту.

На четвертом этаже в своем кабинете Мюус пытался вдохнуть побольше воздуха, докуривая очередную сигарету. Увидев меня, он взорвался:

— Неужели не понятно, что я не хочу тебя видеть? — прорычал он.

— Я боялся, что ты изменишь свое решение. — И с этими словами я направился к его столу и уселся на стул.

Несколько секунд мы мерили друг друга взглядами. Если большинство людей с годами становятся все меньше и меньше, то с Мюусом было наоборот. С каждым годом он приобретал все большее и большее сходство с неотесанной квадратной глыбой гранита. Но на голове всегда была одна и та же неизменная шляпа, которую, вероятно в качестве наказания, Бог предопределил носить ему до смерти.

Он был в сером костюме, черных туфлях, белой рубашке и рыже-красном галстуке.

— Ты выбрал самый свой симпатичный галстук, — сказал я.

Он передвинул окурок в другой уголок рта и выдохнул:

— Я стал слишком рано радоваться. Нам нужно было подождать всего пять минут…

— Да уж, с поджогом вам придется повозиться. Не то что с обычным пожаром в старом деревянном доме…

На его губам промелькнула слабая улыбка.

— Я бы не стал называть это поджогом. Простая разборка между своими. И расследовать такое преступление мне доставит истинное удовольствие… Ты меня понимаешь, надеюсь?

— Все понятно. В своем деле ты уже не тот, что раньше.

Он уставился на меня. От его сигареты шел противный запах. От дыма у меня начало пощипывать кожу.

— Я был не один в доме.

— Нет? — Последовала долгая пауза. — А мы-то думали, ты переехал туда насовсем. — Новая пауза. — Что именно в таком обществе ты чувствуешь себя своим. — Он пошевелил языком во рту и сделал недвусмысленное движение, чтобы показать, что от разговора со мной его тошнит. Затем протянул руку за блокнотом и карандашом и сказал:

— Ну, Веум, кто же там был кроме тебя?

— Минимум четыре человека. Один сшиб меня на лестнице, другой огрел по голове — и еще двое.

— Веселая компания, как я погляжу. Никто случайно не танцевал канкан?

— Один парень, похоже, видел призрак смерти, и девушка.

— Девушка… — Он раскрыл рот, и я был почти восхищен тем, что сигарета не упала на стол. — Именно за ней-то ты и охотился, если я действительно знаю тебя.

Я твердо посмотрел на него.

— Это моя работа. Мне поручили найти ее, узнать, как ее дела, и…

— И…

Я попытался представить ее лицо, но я видел его всего лишь несколько секунд, и в памяти ничего от тех секунд не осталось.

— Меня ударили по голове сзади чем-то тяжелым. Когда я очнулся, то дом уже горел.

— Сейчас он казался более заинтересованным.

— Как долго ты был без сознания?

— Не знаю. Во сколько вы приехали?

Он порылся в бумагах на столе.

— Вот… сообщение о пожаре поступило в… 22.35. Пожарная команда прибыла на место в 22.39. Мы — на две-три минуты позже.

Я подумал.

— Было около десяти, когда я вошел в дом. Кто-нибудь должен был заметить, как убегал тот парень, что сшиб меня. И другие. Если только… Вы ничего не обнаружили на пожарище?

Он отрицательно покачал головой и лишь продолжал постукивать карандашом по поверхности стола.

— Эта девушка… У нее есть имя?

Я кивнул. Большинство людей имеют имена.

Он посмотрел на меня своим каменным взглядом, но так ничего и не сказал.

Я быстро продолжил:

— Если ты хочешь его узнать, я должен сначала позвонить ее сестре, моему клиенту.

Он снисходительно улыбнулся и фыркнул:

— Звони хоть папе римскому, только назови мне имя.

Я набрал номер Регистра жителей. Карин сняла трубку и прежде, чем я успел объяснить, в чем дело, выпалила:

— Господи, Веум! Я пыталась дозвониться тебе. Я читала сегодняшние газеты. Что случилось? Что! Надеюсь, Сирен не было в доме? Как ты себя чувствуешь?