Партиец (СИ)

В сентябре с началом учебы вновь встретился с Жижиленко и рассказал об итогах своей поездки. В этот раз командировочных не было, ездил «за свои». Не хотел просто сразу заниматься отчетами по возвращению. Так-то в любом случае о поездке скрывать не буду. Заодно может возместят мои траты.

В университете на одной из перемен внезапно встретил Катю. Девчонка поступила на первый курс в мой факультет. Уж как она смогла пробиться — вопрос. Сама-то она вроде не глупая, но отец у нее рабочим не был, да и мать к этой категории относится с натяжкой. Может отчим помог? Мама как-то говорила, что Татьяна снова замуж выскочила и даже уже беременная ходит. Она с Катиной мамой связь не теряет.

Когда мы столкнулись с Катей в первый раз, та сделала вид, что не заметила меня. А вот во второй уже сама подошла и приветливо поздоровалась. Удивительно просто. Словно и не «нападала» на меня, когда я у них в классе лекцию проводил. Сдержанно поприветствовав ее, я умчался по своим делам.

До самого конца октября больше никаких неожиданностей не случилось. А вот двадцать пятого числа ко мне снова примчался Борька со словами:

— Серег, ты не поверишь!!!

Прямо дежа вю какое-то. Только в этот раз голос друга был растерянный и радости в нем не было ни на грош.

— Что случилось?

— Николая Николаевича арестовали!

Новость выбила меня из колеи.

— Кто? — только и выдохнул я.

— ОГПУ. Его жена рассказала, что его обвиняют в контрреволюционной деятельности! Представляешь?

— Нет, — честно признался я.

Это казалось каким-то бредом. Ну где Поликарпов и где контрреволюция? Он же всегда самолетами занимался, никогда в политику не лез. Сколько помню, ни разу при мне про партию или правительство разговоров не шло. Вот и Борька был удивлен чрезмерно.

— Это какая-то ошибка, — пробормотал он. — Серег, ты же знаешь товарища Сталина. Сам говорил — что к нему ходишь, законы написанные отдаешь. Спроси его, за что Николая Николаевича арестовали, а?

— Обязательно! — пообещал я другу.

Вот тут я реально собирался узнать — за что Поликарпова взяли. Это не Бухарин, который сам в оппозицию Иосифу Виссарионовичу встал. Там мне все ясно было. Даже если бы я пошел по просьбе Люды к Сталину, то не только ничего не добился, но и мои идеи и работа оказались бы под большим вопросом — введут ли их в жизнь или нет. Для меня это было важнее, чем защита человека, который знал, на что шел и который для меня по факту — никто. Не то что Поликарпов. Вот он мне многое дал.

Борька ушел от меня обнадеженный. Но вот у меня такой же веры, что все получится, не было. В душе царил раздрай. Бежать к Сталину прямо сейчас? А он меня вообще примет? Вот что у меня спросят, прежде чем допустить к товарищу Сталину? Правильно — по какому я вопросу. Просто «по личному» может не прокатить. Скажу как есть — так тем более могут остановить. Особенно если не по приказу Сталина организовали арест. Подсунут ему раньше меня свою версию, и фиг я смогу ему доказать, что Поликарпов ни в чем не виновен. Как известно — кто первым свой вариант озвучит, тот уже наполовину прав. Значит, надо не вызывать подозрений и идти как обычно — с очередным подготовленным документом по коллективизации. Как раз у нашего «трио» отчет перед генсеком в конце месяца запланирован. Я всегда все документы лично отношу, никто не помешает приватному разговору с Иосифом Виссарионовичем.

До конца недели я был на нервах. Очень переживал, как там Николай Николаевич. Не сделали бы с ним чего, пока я тут встречи с товарищем Сталиным жду.

Наконец я отправился в Кремль. Еле сдерживал невольно пробивающуюся нервную дрожь. Как отреагирует Иосиф Виссарионович на мою просьбу, я понятия не имел и готовился к худшему. Что не только не отпустят Поликарпова, но как бы и меня самого рядом с ним не посадили. Как сочувствующего его идеям.

Товарищ Сталин почти сразу заметил мое состояние. Сначала еще читал принесенные документы, а как отложил, задал вопрос в лоб:

— Товарищ Огнев, вас что-то беспокоит?

— Да, товарищ Сталин, — выдохнул я и спросил, словно в омут с головой кидаясь, — за что арестовали Поликарпова?

— Это который самолеты строит? — тут же уточнил Иосиф Виссарионович.

— Он самый.

— Неужели при аресте не назвали причины задержания?

— Сказали, что он обвиняется в контрреволюционных действиях. Но товарищ Сталин, я много лет работал рядом с ним, еще в детстве. Он никогда и ни с кем не вел никаких разговоров о политике! Честно и усердно крепил нашу воздушную мощь! Да что говорить — на самолете его разработки сейчас школьники и студенты учатся покорять воздушное пространство! Истребители его конструкции — лучшие во всем Союзе! И вот такого человека под арест?! — моему возмущению не было предела. Пока говорил, даже робость вся на какое-то время пропала.

Сталин помолчал, а затем сказал.

— Товарищ Огнев, вы так его выгораживаете. А если факты подтвердятся? Тогда получается, вы защищаете государственного преступника. А это — измена.

Сказал жестко, заставив меня вздрогнуть. Но на этом не закончил.