Читаем Партия Ленского (СИ) полностью

Партия Ленского (СИ)

Плечистый силуэт гостя требовательно надвинулся на Собини, в полумраке стали видны глаза: прицельные глаза стрелка. Прямой вопрос сбил Лео Собини с котурнов, и профессиональный певец любви немедленно провалился в иную стихию беседы - без театра, без метафор, без горящего окна - о главном напрямик и вслух. У него было всё готово, не хватало лишь подходящего собеседника: не театрального, не лукавого, не заинтересованного ни в чём, кроме подлинного слова, кроме истинного откровения или честного признания в бессилии. Этот, Андрей, не знал ответа! Все друзья-приятели вокруг великого артиста знали, а этот, Андрей, не знал и остро нуждался - не в бесплатном супе, не в контрамарках - в любви.

И Лео, как юноша, пустился отвечать, вынимать из-за пазухи и раскладывать перед понимающим человеком свои драгоценности: горькие слова любви несчастной - к погибшему сыну Юрию, к растаявшей в прошлом девушке Нине. Никому он тех слов не говорил, даже случайному попутчику в купе, а если и произносил их, то напрасно, зря. Невозможно: даже если бы явился ему сюда, на балкон, воскресший Юрий, даже если бы вдруг помолодела Нина, разговор с каждым из них был бы другим, и не о том, и не нужен. И нечто, и туманна даль.

- Вот она говорит мне: ты любишь не меня, а свою любовь! Я падаю на одно колено, я плачу и клянусь: ты одна, ты мне дороже жизни, - и, видит Бог, это правда! Жизнь не нужна, дайте мне мою любовь! Одну её ищу, одной ей верен я всю жизнь, она имя Бога. И не моя вина, если живая, уставшая женщина выходит из светлейшего образа, садится на полосатый диван и приглашает меня забыть небесный идеал и служить прошлому как божественному совершенству. Я люблю её - но уже... без неё.

Ноша

Андрюша выдохнул, но тяжесть не выходила из нутра. Такая близкая, понятная, Контин была невыносимо далека и совсем не понятна. И эта страна, Франция, - как она живёт под немцами?! Как её земля не загорится?!

Контин помешкала, потом села напротив, заглянула Андрюше в глаза, взяла за руку.

- Слушай. Запоминай. Здесь другие немцы - резерв. Ландвер. Резерв. Понимаешь? Кивни головой. Они строят стены, копают траншеи. Они не стреляют. Один тебя выведет к своим. Йозеф. Он не любит войну. Понимаешь? Ты его не бей. Он тебе поможет.

Контин села рядом. Накрыла Андрюшин кулак своей ладонью. Спросила участливо:

- Ты любишь войну?

Андрюша не мог говорить, не хотел. Окаменело всё.

- Я не люблю войну, - говорила Контин. - Я на войне зарабатываю много денег. Это плохо. Я не люблю это. Я несу конфеты, сигареты русским - они говорят: хорошо. Я несу конфеты, сигареты немцам - они говорят: хорошо. Что плохо? Рюша! Что плохо?

Андрюша с трудом, руками ворочал свою голову влево и вправо.

- Ты любишь меня? - уставился он на Контин. - Ты любишь меня?

- Я люблю тебя.

- Где моё кольцо? Я дал тебе кольцо. На палец. Где кольцо?

- Пуавр. Там.

- Во-от. Твоё - там. А моё кольцо - вот оно.

Андрюша поднял растопыренные пальцы с медяшкой.

- Буквы - видишь? "Кон-тин" - твоё имя.

Тинка засмеялась. Вскочила, полезла в коробку, вытянула мулине - красную, синюю и белую нитки. Скрутила их в жгут, разрезала ножницами надвое. Одну половинку привязала на палец Андрюше.

Другую он привязал на пальчик ей. Поцеловал.

Тинка засмеялась и поцеловала его палец с обручальной ниткой. Запела песенку, тряся за руку. Вскочила, подняла за собой Рюшу и завертела его весёлым танцем.

Пасть низко-низко. На толсто крашеный пол, на тонкий старенький тюфячок. Лежать рядышком тихо-тихо и дышать в лад. Трогать своей клешнёй её волосы. По-детски чистые щёки. Тонкий, нерусский нос. Подвижные, горячие, пугающе живые губы. Праздничные белые булки груди, под тонким китайским шёлком, - мять и тискать. Жаркий, цейлонский живот, в овраге - беззащитный храм услады. Ноги сливочные. Рюша никогда не видел таких. Где увидишь? Наши деревенские разглядеть не дадут. Эта - лежит, раскинувшись: гляди досыта... Коленки исцарапаны. Колючей проволокой? Сапогами стёрты пятки.

- Ромашка есть? - тихий шёпот.

- Что такое "ромашка"?

Тихий поцелуй.

- Цветок такой. Целебный. В каждом доме есть. Сушёная ромашка.

- Ромашка...

- Ромашка, рюмашка... - Тихая улыбка. Медвежья ласка, с горячим шёпотом в шею:

- Заварить ромашку. Как чай. Смочить тряпицу.

- Зачем?..

Глаза её закатываются. Ресницы скачут. Под ними - белки глаз. Губы расслаблены, будто спят. А грудь гоняет воздух. Как поршень, или что...

- Что?..

- Ножки лечить, пяточки, бо-бо...

- Бо-бо?..