Партия на троих

Но казавшийся спасительным островок света преподнёс новый неприятный сюрприз: как только Олег сел на столь любезно предоставленный стул, всё его тело сковала какая-то сила, мягко, но настойчиво сдавившая со всех сторон. Одна только голова могла шевелиться, да и то — преодолевая ощутимое сопротивление силового поля, прочно опутавшего землянина, словно паутина муху. Оглядываясь по сторонам, Макаров с ужасом заметил, как со всех сторон из тьмы выходят серые фигуры людей, чьи лица тускло подсвечены зловещим, болотно-могильным светом из ниоткуда. Впрочем, это были даже не лица, а какие-то жуткие маски с кривыми, торчащими зубами, безносые, с узкими глазами-щелочками, в которых не было ничего, кроме пустоты. Мозг пронизывал животный страх, хотелось убежать — но он не мог, сколько ни пытался вырваться из незримых сетей силового поля. Мысли начали путаться, сердце заколотилось в груди как бешеное.

Зловещие фигуры подходили все ближе, плотнее смыкаясь вокруг землянина. Наконец они остановились — совсем рядом, так близко, что стало слышно их свистящее дыхание. Одна их фигур наклонилась к Олегу, к самому его лицу, и уставилась на него чёрными дырами своих пустых глазниц. Рот этого создания растянулся в широкой, не предвещающей ничего хорошего острозубой улыбке, и существо леденящим кровь гортанным голосом произнесло:

— Начнём?

В этот момент у Макарова из носа пошла кровь, по телу пробежала судорога, и он впал в беспамятство.

— Будьте вы прокляты! — Макаров в бессилии повалился на жесткую кушетку в своей камере. Это была небольшая комната, явно построенная шатрэнианцами ещё до того, как Подземный город присвоили пришельцы. Комфортом она не отличалась. Три на четыре метра, стены, отделанные белым кафелем, смердящее ведро в углу вместо туалета и жесткий лежак, подвешенный к стене. Здесь всегда горел свет утопленной в потолок лампы, которую никак нельзя было разбить — Олег уже пытался.

Поначалу свет сводил его с ума, мешая спать, и именно из-за него он потерял счет времени первый раз. Потом биоритмы взяли своё, и стало легче. Макаров пытался делать зарубки по дням, проведённым в камере. Один день — одна отметина, оставленная ногтем на деревянной балке кушетки. Отсчет времени начался с произвольно взятого момента. Продолжительность суток он измерял по скорости заполнения отходами помойного ведра, которое выносили регулярно, опасаясь, как бы зловоние фекалий не вышло за пределы камеры. К тому же, предполагал Олег, их тщательно изучали, стремясь лучше разобраться в человеческой физиологии. Для себя он решил, опираясь на длительный опыт функционирования собственного пищеварительного тракта, что ведра меняют в среднем дважды за сутки.

Вооружившись подобным хронометром, Макаров успел провести в камере не меньше недели, прежде чем в его голове стали возникать нехорошие подозрения по поводу того, что кто-то подтасовывает данные самодельного календаря. То ему казалось, что зарубок больше чем надо, то — что меньше. Точное количество дней, проведённых в заключении, Макаров никак не мог подсчитать и запомнить. Виной тому — периодическое помещение в анабиозную капсулу и проклятые пытки, учиняемые над мозгом в комнате для допросов. О природе того, что происходит за массивными бронированными дверями, в чёрный провал которых его регулярно швыряли одни и те же охранники, Олег не знал, хотя цель — воздействие на психику — была несомненна. Каждый раз, оказавшись во тьме по ту сторону двери, его сковывал ужас. Страх ничем не мотивированный, иррациональный, но столь сильный, что, казалось, его можно попробовать на вкус. Подавлялась всякая воля к сопротивлению, ноги сами послушно несли землянина к манящему кругу света — так, должно быть, чувствует себя жертва рыбы-удильщика, заворожено плывущая прямо в пасть хищнику. А потом, когда его окружали зловещие фигуры в масках, как цунами накатывала паника и желание спрятаться, заползти в какую-нибудь щель и тихо там умереть. Первые разы Олег вообще сразу же отключался, а потом находил себя лежащим на полу камеры с кровоточащим носом. Теперь же мучители, судя по всему, что-то отрегулировали, и перед тем, как впасть в беспамятство, ему приходилось отвечать на разные вопросы.

Интересовались, в основном, Землёй и всем, что с ней связано — это Олег помнил хорошо. Вот только его ответы в памяти никак не закреплялись. Макаров надеялся, что не сказал пришельцам ничего серьёзного и важного. В конце концов, на информацию, вроде координат обжитых людьми систем, кодов безопасности, технических характеристик кораблей и так далее, всем, работавшим на фронтире, ставился блок, препятствовавший выдаче под гипнозом или иным психическим воздействием. Кто мог предположить, что эта предосторожность, многими считаемая излишеством, уступкой непонятному чудачеству военных, может когда-нибудь пригодиться?