Партия расстрелянных

В 1935 году был образован Военный Совет при наркоме обороны, в который входило 85 высших руководителей армии и флота. Судьба этих людей сложилась следующим образом. Один (С. С. Каменев) умер в 1936 году, двое покончили самоубийством в ожидании ареста, 76 были подвергнуты в 1937—1938 годах репрессиям. Из числа репрессированных 68 были расстреляны, один (Блюхер) был забит до смерти на допросе в Лефортовской тюрьме, один умер в лагере и трое вышли из лагерей после смерти Сталина [495]. Не были затронуты великой чисткой лишь 9 человек, из которых трое были репрессированы в последующие годы: Штерн был расстрелян в 1941 году, Кулик — в 1950 году, Мерецков был арестован в 1941 году и спустя несколько месяцев освобождён из тюрьмы и возвращён в армию. Таким образом, репрессии не коснулись лишь шести человек (Ворошилова, Будённого, Тимошенко, Шапошникова, Апанасенко и Городовикова). Все они, кроме Шапошникова, во время гражданской войны служили в Первой Конной армии.

Комментируя дошедшие до него (далеко не полные) сведения о чистке в Красной Армии, Троцкий напоминал, что во время первой мировой войны царское правительство арестовало военного министра по обвинению в государственной измене. По этому поводу иностранные дипломаты говорили премьер-министру Сазонову: сильное же у вас правительство, если оно решается во время войны арестовать собственного военного министра. «На самом деле сильное правительство находилось накануне крушения,— писал Троцкий.— Советское правительство не только арестовало фактического военного министра Тухачевского, но и истребило весь старший командный состав армии, флота и авиации» [496].

Среди уцелевших командиров высокого ранга не было ни одного, на которого в 1937—1938 годах органами НКВД не собирался бы порочащий материал. Такой «компромат» был подготовлен на Жукова, Конева, Малиновского, Баграмяна, Соколовского и других будущих маршалов, полководцев Великой Отечественной войны. Всем им пришлось в период великой чистки пройти через многочисленные испытания и унижения. Так, Жуков вынужден был внести 9 февраля 1938 года в свою автобиографию следующее дополнение: «Связи с врагами народа никогда не имел и не имею. Никогда у них не бывал и у себя их также не принимал. Моя жена также ни в какой связи с врагами народа не состояла и никогда у них не бывала. Связь с Уборевичем, Мезисом и другими врагами народа из командования округа была только чисто служебная» [497].

На Конева в 1937 году поступил донос, в котором указывалось, что он на партийной конференции Белорусского военного округа «в одиночном числе выступил в защиту Уборевича (ещё до ареста последнего.— В. Р.) и стал его восхвалять, как хорошего человека и члена партии» [498]. В результате этого Конев направил письмо в ЦК ВКП(б), в котором сообщал, что «по долгу службы имел деловые отношения с врагами народа Уборевичем и Фельдманом, но никогда не считал их большевиками». Вместе с тем Конев признавал свою вину в том, что «нигде официально не ставил вопроса о враждебной деятельности этих людей».

Другим испытанием для Конева явилось выступление на митинге одного из полков его дивизии, где он сказал: «Надо помнить, что шпионов, диверсантов,— по указанию т. Сталина — в нашу страну будет засылаться в 2—3 раза больше, чем в капиталистические страны». Сразу же после этой речи Коневу было указано на его невольную оговорку, и он выступил вторично, «исправив свою ошибку» (следовало сказать: «как указывал т. Сталин»). Несмотря на это, он послал заявление в ЦК ВКП(б) с покаянием по поводу допущенной «ошибки» [499].

Лиц, занимавших, подобно Жукову и Коневу, в 1937 должности комдива, к исходу великой чистки уцелело совсем немного. Среди обновлённого генералитета Красной Армии преобладали поспешно выдвинутые лица, по своим военным знаниям и служебному опыту явно не соответствующие новым должностям. Так же обстояло дело и на всех других уровнях армейской иерархии. В представленной Сталину справке о составе командных кадров указывалось, что в 1939 году около 85 процентов командиров всех уровней были моложе 35 лет [500].

Об уровне подготовки высших и средних командиров накануне войны свидетельствуют следующие данные. Даже среди командующих армиями были лица, не имевшие высшего военного образования. Из 225 человек, вызванных летом 1940 года на сборы командиров полков, лишь 25 окончили военные училища, а 200 — только курсы младших лейтенантов [501]. Только 7 % командиров имели высшее военное образование, а 37 % не прошли даже полного курса обучения в средних военно-учебных заведениях. [502]