Партия в покер

В объемистой папке содержащей письма почитателей, было несколько посланий, подписанных одним и тем же именем. В каждом из них господин, именуемый Ж. Дюпюи, выражал свое восхищение и предлагал Бенгали сотрудничество. «Уверяю вас, что смогу надлежащим образом подать вам реплику», — писал он в одном письме. «Если вы возьмете меня как конферансье, — заверял он в другом, — я подскажу вам несколько трюков, которые прибавят оригинальности вашему номеру».

В другой гораздо более тонкой папке Бенгали собрал письма хулителей. В ней, к своему удивлению, один из инспекторов обнаружил последнее, судя по дате, послание Ж. Дюпюи. После вступления, где он заявлял, что берет назад все похвалы, высказанные им ранее в адрес клоуна, Дюпюи писал: «Поскольку вы остаетесь глухи к моим предложениям, я продемонстрирую однажды, что могу так же, как и вы, приводить публику в восторг».

Полицейские немедля устремились по новому следу. Нелегко было в Париже в короткий срок разыскать этого Дюпюи, чье имя начиналось с буквы «Ж». В результате утомительных поисков был обнаружен наконец некий Дюпюи, сорока лет, по имени Жильбер чей почерк соответствовал почерку, которым были написаны письма. Человек и не собирался отрицать, что писал их. Когда его спросили, где он находился в тот вечер, когда было совершено преступление, Дюпюи представил следующее алиби: после работы он отправился ужинать, как обычно по средам к одной своей приятельнице. «Мы провели вечер слушая радио, — утверждала последняя. — И, раз уж вы хотите все знать, Жильбер остался у меня ночевать!» — закончила женщина агрессивным тоном.

Одни из следователей выяснил, что Дюпюи когда-то пробовал свои силы в театре и обладал даром забавлять публику.

Словно охотники, окружающие загнанного зверя, полицейские неуклонно продвигались в расследовании. На этом этапе комиссар решил ускорить события.

В ту пору радио пребывало еще в младенчестве и передавало всего одну программу на французском языке, которую транслировала радиостанция Эйфелевой башни. Комиссар потребовал выяснить, что именно передавали в вечер, когда был убит Бенгали. Оказалось, театральную пьесу. Ответственный за передачу предоставил текст пьесы; записи не было, поскольку магнитофона в те годы еще не изобрели.

Ознакомившись с текстом, комиссар вызвал Дюпюи и его приятельницу.

«Вы не помните, — спросил он у них, — что было в программе, которую вы слушали вместе в среду вечером?».

Дюпюи и его знакомая утверждали, что не могут вспомнить. Это было вполне допустимо, учитывая, сколько прошло времени с того дня…

«Я подскажу вам, — сказал полицейский. — В этот вечер передавали бульварную пьеску под названием «Взятие пастилы».

Первой отреагировала приятельница Дюпюи: «Конечно, я прекрасно помню, — сказала она уверенным тоном. — Вспомни, дорогой, это история о графине, которая страдает от мигрени и которой муж…».

Комиссар прервал женщину, так как было ясно, что она слышала пьесу. Важно было, чтобы ее приятель со своей стороны мог доказать то же… Потускневшего на глазах Дюпюи отвели в соседи е помещение, чтобы там одного расспросить о дальнейшем ходе пьесы. Он «раскололся» так же быстро, как и его фальшивое «алиби».

Мой сосед, старый инспектор в отставке, слегка запыхался, рассказывая без остановки эту выкопанную из прошлого историю. Я дал ему передохнуть, наполнить вновь наши рюмки, сделать несколько глотков. И я позволил себе продолжить рассказ, конец которого теперь было легко угадать.

— Дюпюи, — заговорил я уверенно, — не смог перенести, что клоун, с которым он мечтал вместе работать, отверг его. Он решил доказать, 'что способен вызвать такой же гром аплодисментов, как и Бенгали…

Гектор Жильоз одобрительно кивнул, и это придало мне еще большей уверенности.

— Проникнув в уборную клоуна, который готовился к выходу на сцену, он обрушил на него свою ненависть и убил выстрелом из пистолета. После этого он надел костюм артиста и загримировался под него… Но вот что я представляю себе с трудом, — запнулся я на секунду, — это как он смог провести целый вечер, изображая Бенгали.

Бывший инспектор, с улыбкой следивший за моими рассуждениями, объяснил мне:

— Дюпюи так восхищался клоуном, что знал наизусть все его скетчи. Его желание отождествиться с артистом и его талант сделали остальное. Очевидно, никто ничего не заметил.

— В любом случае, — заключил я, — этот самозванец и убийца закончил свою жизнь на виселице, не так ли?

К моему огромному изумлению, мой старый сосед покачал головой.

— А вот и нет, мой дорогой друг. Дюпюи не был приговорен к смертной казни по той простой причине… что убийцей был не он!

Я смотрел на рассказчика с недоверием. Он продолжал:

— Пробираясь в уборную Бенгали, Дюпюи вовсе не собирался его убивать, проявляя первые признаки сумасшествия, он лишь собирался нейтрализовать артиста на время спектакля. С помощью своей приятельницы, ставшей сообщницей, он намеревался связать Бенгали и заткнуть ему рот кляпом, пока она будет держать клоуна под дулом пистолета. Но увидев, что клоун собирается защищаться, женщина в панике спустила курок…