#Партия

А-ай! Отскакиваю, в душе воздав должное выдержке водителя, который успел затормозить и не покрыл меня бранью. Пытаясь отдышаться, смотрю на капот и вижу эмблему автомобиля. Это круг, разделённый на два синих и два белых сектора, внешне напоминающий пропеллер самолёта и кусочки неба, проглядывающие через вращающиеся «лопасти».

«Знак «БМВ»… Васильев?»

Поднимаю глаза и натыкаюсь на мрачный взгляд синих, как грозовое небо, глаз. Из приоткрытого окна машины доносится хриплый голос Garou: «Gitan, je rêvais enfant». Я невольно сглатываю, моя рука сама собой убирает телефон за спину, а Александр Владимирович, видимо, выключает МР3, потому что чувственная мелодия обрывается.

Доброе утро, вежливо, но независимо здороваюсь я. Простите, я не хотела.

Ничего… Доброе, помедлив, Васильев кивает, после чего оглядывает меня с головы до ног и задерживается взглядом на моих новеньких кедах. Прогуливаетесь перед работой? с плохо скрываемой иронией спрашивает он, указывая подбородком на мои спортивные тапочки.

Я здесь пропуск жду! невольно огрызаюсь я.

Понятно. И как давно ждёте?

Минут пятнадцать.

Наш бесценный по содержательности диалог прерывает звук шин подъехавшей сзади машины. Сообразив, что я мешаю уважаемому начальнику приложить пропуск к датчику, миновать шлагбаум и меня и убраться наконец на парковку, отступаю в сторону. Васильев в последний раз окидывает взглядом мои кеды и жёлтую, как подсолнечник, сумку, которая (это на мой взгляд!) сочетается с белым хлопком моей блузки и гладким светло-бежевым льном моих узких брюк.

Садитесь, тяжело вздохнув, неожиданно предлагает он.

Моё лицо вспыхивает от удовольствия, но я качаю головой слева направо, как это делают все люди, когда хотят сказать: «нет».

Садитесь, быстрей до Конторы доберётесь. К тому же, мы мешаем другим людям, повторяет Васильев, однако я не слышу в его тоне ни радости, ни уверенности в том, что его предложение правильное.

Александр Владимирович, я, начинаю я, прекрасно понимая, что всемогущий хозяин ИТ-департамента не горит желанием пускать меня в святые святых салон своей чудо-машины.

Да садитесь уже! В голосе Васильева прорезается сталь, а во мне просыпается самолюбие. Независимо вздёрнув вверх подбородок, игриво помахивая сумкой, обхожу «БМВ», дёргаю на себя дверцу и ввинчиваюсь в мягкое сидение. В машине пахнет новенькой кожей салона.

Спасибо. Мне ремень накинуть? спрашиваю я.

Как хотите.

Тогда не буду, сообщаю я, представив, как вызывающе будет смотреться моя грудь, туго перетянутая ремнём безопасности.

Бросив на меня короткий взгляд, Васильев передвигает рычаг коробки передач в положение «D». Машина делает резкий рывок вперёд, а меня буквально вжимает в сидение. Невольно ахаю и прижимаю к груди свою сумку. Васильев тихо фыркает, а до меня доходит, что он сделал это нарочно. Остаток пути мы преодолеваем в неприязненном молчании и вязкой тишине, которую, кажется, можно потрогать руками. Но есть ещё кое-что, что сейчас не на шутку беспокоит меня. Дело в том, что, невольно подавшись к Васильеву, я начинаю ощущать его тело. Вчера, на собеседовании я впервые почувствовала то странное влияние, которое он оказывает на меня, а сейчас, когда мы находимся всего в паре сантиметров друг от друга, я чувствую тепло, исходящее от его плеча и бедра, и впитываю это тепло каждой клеточкой своего тела.

«Это неправильно. Так нельзя».

Отодвинувшись на безопасное расстояние, принимаюсь изучать двор и крыльцо, на котором топчется живописная, примеченная мной ещё вчера, хохочущая «семёрка» сотрудников. При виде «БМВ» начальника подчинённые подбираются, но на их лицах по-прежнему играют искренние улыбки. Белобрысый Вадим приветственно машет рукой, а от толпы отделяется нарядная «кадровичка» и готовится сбежать вниз по ступеням крыльца.

«Так вот почему я не дождалась своего пропуска, мелькает в моей голове, «Ленок» решила покурить, встретить Васильева, а потом уже самолично идти за мной».

Недовольно поджимаю губы. Васильев разворачивает машину, чтобы вписаться в «вип»-карман. Паркуется он профессионально: не выгибается назад, нелепо вцепившись одной рукой в руль, а второй неловко обхватив спинку сидения он, почти не меняя позы, водит глазами по боковым зеркалам. Когда Александр Владимирович чуть-чуть поворачивает голову вправо, до меня доносится его запах: амбра мяты, лёгкий, еле ощутимый аромат хорошего табака и приятный французский парфюм, названия которого я не знаю. Я невольно втягиваю запах мужчины в лёгкие, и кончики моих пальцев тут же наливаются вязкой тяжестью. Раздражённо сворачиваю ладонь в кулак.

«Я не хочу это чувствовать».

Иногда, доносится до меня.

Что? От неожиданности поворачиваюсь и в упор смотрю на Васильева. Передо мной край его высокого, с небольшими продольными морщинками, лба, обрамлённого темными волосами. Дуга чёрной брови очень красивого рисунка. Зеркальная поверхность глаза в россыпи негустых, но по-детски длинных ресниц. Ореол радужки, тонущей в небесно-синем цвете. Нос с тонкой горбинкой. И наконец точеные губы, словно выписанные кистью мастера.