Говорит.
И это?..
Я.
Отлично, рассмеялась женщина. В таком случае, скажите, когда вы сможете приехать в Лион? Хотелось бы пообщаться не по телефону, а лично.
Пока не знаю, я ерошу волосы. Но завтра утром я иду в ваше посольство. Если получу визу, то это произойдёт очень быстро.
Вы её получите я позвоню в консульский отдел, уверенно бросает Мадлен.
Merci beaucoup, большое спасибо, благодарю я.
Не за что, Александр. И держите меня в курсе.
Хорошо. Mes couhaits.
Француженка, чирикнув мне обязательное «bonne journée», вешает трубку первой. Я откладываю мобильный на стол и оборачиваюсь.
Наташа сидит на постели. Сонный румянец схлынул с её скул, и они стали почти прозрачными. Голубые глаза потемнели, пухлый рот, точно ягода вишни, лопнул поперек.
Привет, тихо говорю я. Я тебя разбудил?
Привет… нет. Саша, это были плохие новости? Голос у Павловой чуть хриплый со сна.
В смысле? Я склоняю голову к плечу, размышляя о том, как же она мне нравится.
У тебя лицо напряжённое. И глаза… Знаешь, когда ты чем-то недоволен, то они сужаются. Точно у тебя дальнозоркость.
Это она верно подметила. Но, как это ни странно, думаю я сейчас совсем о другом: от судьбы бежать бесполезно. Забрав у тебя что-то, она всегда дарит тебе что-то взамен. Механизм высшей силы, неизменно приводящий в равновесие твою жизнь.
Значит, ты меня изучила? с улыбкой спрашиваю я.
Наташа прикусывает губу, бросает на меня быстрый взгляд. Деловито взбив подушку, она устраивает её у себя под головой и укладывается обратно.
Может быть, невозмутимо кивает она. А скажи, ты ведь не «просто» учился во Франции?
А кстати, с чего ты решила, что я там учился?
Лицо Наташи становится странно-бесстрастным.
А мне Тарасов рассказывал, ровным голосом сообщает она.
Ах, тебе Тарасов рассказывал…
При звуке этого имени флер романтичного утра моментально разбивается в мелкие дребезги. Игривые мысли стираются в труху и в пыль. Мгновенно накатывают усталость и раздражение. Пошарив в пачке, вытащил ещё одну сигарету:
А что тебе ещё Тарасов рассказывал про меня?
Наташа сгибает колено и закидывает обнажённые руку за голову.
Только это, спокойно говорит она. Но знаешь, мне вдруг стало безумно интересно, что было у тебя там и почему ты сюда вернулся?
Любопытничаешь? Я бросаю в рот сигарету и тянусь за зажигалкой.
Так. Чуть-чуть.
А может, ревнуешь? Имя Мадлен ведь не сложно распознать твоим музыкальным ухом? прикурил и отбросил «Крикет» на подоконник. Павлова скользит по моему лицу бесстрастным взглядом.
Саша, ты мне не принадлежишь, холодно напоминает она. К ак и я не твоя собственность.
Её тон спокойный, резонный обливает не хуже ледяного душа. В ответ почему-то дико захотелось вцепиться ей в плечи и начать её трясти да так, чтоб её умная голова замоталась, как у тряпичной куклы, и она забрала обратно только что сказанные слова. Вместо этого я отвернулся.
Так что тебя интересует? сухо бросаю я.
Ну… судя по звукам, Наташа снова возится на кровати. Вот сейчас, например, меня очень интересует, почему ты при всех своих данных уехал из Франции? Решил в Конторе обосноваться?
Знаешь, а ты угадала, выталкиваю языком дым, который завивается в сизые кольца. Я вообще не хотел возвращаться. И не потому, что я там учился, а потому что я там жил. Там был мой шанс. Один на миллион… Там, в Париже, у меня было всё ну, или почти всё. Карьера, благоустроенный быт, перспективы, спокойная жизнь… А если б я ещё и женился на француженке, то мне бы дали вид на жительство… Но, видишь ли, продолжаю и я ловлю взгляд Наташи, мне встретился один человек, который вернул меня. Обратно, сюда. Фактически, он собрал меня заново. Примерно так, как гениальный конструктор собирает единственную в своём роде модель. Этот человек был очень умён. И он точно знал, на какие кнопки в моей душе надо жать, чтобы заставить меня вернуться… И я вернулся. Хотя порой всё же думаю, что мне надо было остаться во Франции. Там всё намного проще… А что касается ностальгии, то убивать тоску по русской женщине и её душе можно в каком-нибудь славянском борделе. Выплеснул всё, что накопилось и домой, обратно к французской жене. Резким жестом вкручиваю «бычок» в пепельницу.
Ты любил её? доносится до меня задумчивый голос Павловой.
Кого «её»? Я не понимаю.
Ну, ту женщину. Во Франции.
Женщину? и я зло смеюсь. Да, во Франции у меня была женщина. И не одна… Хочешь подробностей?
Нет, не хочу. Наташа садится на постели и скидывает ноги на пол. Кажется, она собирается встать и уйти.
Перестань… Прости… Слушай, всё не так, и я морщусь. Павлова застывает, но её голубые глаза напряжённо бродят по моему лицу.
Тогда объясни, тихо предлагает она.