Под рухнувшей кровлей колхозного сарая остались погребенными Анна Золотаревич с тремя малолетними сыновьями, Софья Горбель с сыном, Фекла Шардыко с тремя детьми, старушка Акулина Пархимчик, Евдокия Пархимчик с дочерью и сыном, трое детей Федора Шардыко и он сам, Антонина Горбель с девятимесячным сыном и многие, многие другие.
В Екатерину Степановну Золотаревич стреляли из винтовки. Окровавленная, она упала возле сарая на почерневший от гари снег. Сочтя женщину мертвой, фашисты бросили на ее тело охапку тлеющей соломы.
Однако она была еще жива. С трудом придя в себя и превозмогая боль, селянка, чудом оставаясь незамеченной в суматохе бойни, поползла за сарай, прочь от страшного места. С огромными усилиями добралась она до заснеженного поля на околице и там, перед тем как потерять сознание, покатилась в густой кустарник, пытаясь сбить с себя огонь. Только это и спасло ей жизнь…
Тем временем карательный отряд, направлявшийся в Сторонку, достиг наконец своей цели. Маленькой деревушке была уготована та же тяжелая участь, какая постигла и Белое. Несущие смерть автоматные очереди, стена огня, дымящееся пепелище…
Едва завидя первые строения села, гитлеровцы потеряли к лесничихе всякий интерес: им предстояла новая кровавая акция. Анна Евменовна побежала что было сил в родное село. Когда спустя полчаса она была там, Белое уже догорало. На околице Анна Евменовна наткнулась на израненную и обожженную соседку Екатерину Золотаревич, приподняла ее, и та, открыв на минуту глаза, указала на пылающий вдали сарай:
— Там… твои Оля и Маня!.. И другие тоже…
Не помня себя от горя, Анна Евменовна побежала к сараю. Но было уже поздно.
Потрясенная женщина вспомнила, что в доме, стоявшем на отшибе, могла остаться внучка Инночка. И вновь побежала.
Да, ее дом уцелел один во всем Белом. Цепляясь руками за перила, Анна Евменовна медленно поднялась на крыльцо, дрожащим голосом позвала:
— Инночка!.. Внучка!
Никто не откликнулся.
А когда она отворила дверь и вошла в хату, ноги ее подкосились: на дощатом полу насквозь проколотое солдатским штыком лежало окровавленное детское тельце…
Да, чудовищны были злодеяния, творимые фашистскими палачами на земле белорусской. Однако, несмотря на жесточайшие репрессии, на массовый кровавый террор, сломить гордый дух и волю народа, поставить его на колени и поработить врагу так и не удалось. Партизанский тыл, терпя неисчислимые беды и страдания, продолжал жить и бороться… А народные мстители его защищали.
…В начале сентября 1943 года областной подпольный комитет партии поручил нашему отряду прикрыть от карателей несколько деревень и сел в Глусском районе.
Ранним осенним утром подразделения отряда, имея на вооружении около тридцати пулеметов, автоматы, винтовки и пять ротных минометов, вошли в деревню Стрижи. Заняв отведенные участки обороны вокруг села, мы приступили к рытью траншей. На помощь бойцам вышла вся деревня. До наступления темноты кипела, спорилась работа. К ночи все было готово: линия траншей полного профиля вкруговую опоясывала Стрижи.
А на рассвете близ села, в лесочке, завязался бой. Губительным огнем шести пулеметов, минометным огнем встретило батальоны врага наше передовое подразделение. Тотчас же, изготовившись к схватке, полосу обороны на окраинах деревни заняли бойцы укрепившихся здесь рот и селяне.
Но до деревни бой так и не докатился. Настолько ошеломляющим и мощным оказался удар партизанского авангарда в лесу, что вскоре гитлеровцам пришлось в панике отступать, оставив на месте боя десятки трупов своих вояк. Преследование врага велось еще долго, почти до самой деревни Барбарово, превращенной фашистами в свой опорный пункт.
Справедливое возмездие постигло в тот день оккупантов. Крупная группировка карателей во главе со смертельно раненным полковником, вывезенным позже на военно-транспортном самолете в Бобруйск, была разгромлена наголову.
На другой день вместе с комиссаром отряда Владимиром Жлобичем и разведчиком Николаем Дешевым выехал я из Стрижей в соседнюю деревню Славковичи, направляясь в сторону партизанского аэродрома. Выехали верхами: путь предстоял неблизкий — более полусотни километров по оккупированной земле. Вернуться рассчитывали в тот же день к вечеру.
На окрестных полях полным ходом продолжались уборочные работы. Сотни женщин, девушек и детишек трудились с самого раннего утра и до захода солнца. Немало среди них было и партизан. С автоматами за плечами, они были готовы в любой момент защитить безоружных селян.
Въехав на рысях в Славковичи, мы остановились у ближайшего колодца: осенний день выдался на редкость жарким, солнце припекало совсем по-летнему. Завидев нас, из стоящего невдалеке дома вышла пожилая женщина с ведром и кружкой в руках. Подошли и соседки ее в сопровождении вездесущих ребятишек.
— Доброго здоровья, сыночки! Издалека путь держите?
— От Стрижей.
Усталые лица селянок просветлели.
— Вот оно что! Стало быть, вчерашний бой в лесу — ваших рук дело?
— Выходит, так.
— Ну, спасибо… От всего села нашего спасибо! Крепко там, слышали, фашисту досталось.